Но Энн… Он еще верил, что сможет уберечь ее от всего этого. Защитить по крайней мере от худшего. Если он, конечно, не скажет ей правду и не убедит ее, что лучшее и единственное решение — это жить порознь.
Была и другая причина, по которой он не мог поддаться искушению взять жену. Если даже по закону он не может быть лишен герцогского титула, если даже общество оставит ему «вашу светлость», он-то знал правду.
Отец вбил в него святость происхождения и гордость за его родословную. Он прервал эту линию. Если он поддастся искушению, если утолит свои желания с Энн, у него может появиться ребенок, сын, который унаследует его фальшивый титул.
Но если детей не будет, оставалась возможность, что какой-нибудь дальний кузен, настоящий Уэверли, станет после смерти Риса наследником и линия будет восстановлена.
Для этого он должен избегать близости с женой. Что требовало от него полного самоконтроля, которым он так долго гордился, который давал уверенность, что он ее не оплодотворит или не привяжет к себе каким-либо другим способом.
— Проклятие! — крикнул Рис, яростно ероша волосы.
— Похоже, ты сегодня в хорошем настроении.
Рис медленно повернулся. У тропы стоял человек с топором на плече и дружески улыбался.
— Ты кто такой, чтоб оценивать мое настроение? — процедил Рис с надменным превосходством, которое так долго служило ему защитой.
Дружелюбная улыбка особенно разгневала и без того сердитого Риса.
— Отвечай, незнакомец, — приказал он.
— Вы правда не узнаете меня, ваша светлость? — Человек перестал улыбаться. — Ну, я не удивлен. Столько лет прошло с тех пор, как я мог звать вас своим другом.
— Другом? — саркастически повторил Рис. — Ты, должно быть, ошибаешься. У меня нет друзей, которые…
Умолкнув, он более внимательно посмотрел на незнакомца. Тот имел удивительное сходство с постоянно дружелюбной миссис Паркс. А это значило, что он похож…
— Стюарт? Это ты? — спросил Рис, забыв свой гнев.
Человек опять улыбнулся, дружелюбно, искренне, даже после бессердечия Риса.
— Так и есть, ваша светлость. Когда я вернулся прошлой ночью, мать сказала, что вы заходили к ней. Я думал проводить ее сюда этим утром и нарубить вам дров для камина.
Рис смотрел на человека, с которым играл в детстве. Мальчишку, который показал ему безопасное место для прыжков в море и который был его первым другом.
— Боже, Стюарт! Я с трудом узнал тебя, — сказал Рис, медленно протягивая руку.
Стюарт выглядел удивленным, но руку пожал. Это было крепкое рукопожатие, намного крепче, чем у так называемых сильных людей, с которыми Рис проводил время дома.
— Да, столько лет прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз, ваша светлость. Вы тоже сильно изменились.
Рис представил, как сейчас выглядит после сна в одежде, небритый, непричесанный. Вряд ли он похож на герцога. Да он и не герцог. В сущности, едва ли он лучше человека, стоявшего перед ним. Человека, с которым он так пренебрежительно разговаривал пару минут назад.
— Похоже, я застал вас в некотором расстройстве. Я могу уйти…
Рис нахмурился, услышав намек, что есть другое решение.
— Или?
Стюарт улыбнулся:
— Или вы могли бы прогнать свое расстройство, поработав со мной. — Он поднял топор и засмеялся.
То есть этот человек подразумевает, что герцог будет рубить дрова? Как простой слуга? Как простой… Да, как простой человек. Каким он теперь и был.
— А почему бы и нет, — сказал Рис, присоединяясь к Стюарту. — Хуже мне в любом случае не будет.
Рис задыхался от смеха, откинувшись спиной на кучу дров.
Стюарт воткнул топор в бревно и продолжал рассказ:
— Тогда женщина и говорит, мол, это не шапка, сэр, это мой песик.
Оба захохотали. Рис согнулся пополам, держась за живот и хлопая ладонью по дровам. Боже, как хорошо смеяться! Он уже не помнил, когда в последний раз по-настоящему смеялся.
— Эта шутка, должно быть, очень непристойная, раз вызвала такую истерику.
По склону холма к ним с улыбкой спускалась Энн. Но когда она подошла ближе, Рис увидел в ее глазах тревогу.
— Добрый день, ваша светлость, — приветствовал ее Стюарт. Он выпрямился и сделал почтительный поклон.
— Добрый день… мистер Паркс, не так ли? Ваша мать сказала, что сегодня вы проводили ее и пошли нарубить дров для нашего камина. — Она благодарно улыбнулась. — Не найдя его светлость, я решила поискать его здесь.
— Очень умная мысль. Как видите, мы тут, — одобрил Стюарт, и Энн тихо засмеялась.
Рис отметил, что она улыбается незнакомому человеку с тем же теплом и дружелюбием. Видимо, это особенность ее характера, потому что, несмотря на положение в обществе и высокий титул, Энн никогда не выказывала превосходства или жестокости, свойственных определенной части светского общества.
И ему тоже. Правда, он не сожалел об этом до последних дней, пока не осознал, что не лучше других, несмотря на утверждение его так называемого отца.
— Я принесла немного превосходной еды, приготовленной вашей матерью. Вы оба, должно быть, сильно проголодались от тяжелой работы.
Стюарт быстро взглянул на Риса и с улыбкой покачал головой:
— Я очень ценю предложение, ваша светлость. Но я должен вернуться в коттедж и проводить мать в деревню. А потом у меня впереди целый день работы.
Энн кивнула, но Рису показалось, что она снова посмотрела в его сторону.
— Было приятно с вами познакомиться, и передайте мою благодарность вашей матери. Я рада, что провела с ней это утро.
Стюарт кивнул и попрощался, оставив супругов наедине. Между Энн и Рисом сразу повисло молчание, такое же неловкое, как и вчера.
Наконец Энн шагнула к нему. Рис затаил дыхание, когда она подняла руку, но вместо интимного прикосновения дотронулась до его рубашки.
— Вы испачкались, милорд. Чем вы занимались?
— Рубили дрова, — улыбнулся он.
— Что?
Рис кивнул, не вдаваясь в объяснения. Конечно, такая работа ниже его достоинства, но, признаться, ему нравилось заниматься физическим трудом. Вложить свои горькие чувства и разочарование в каждый удар топора и получить награду в виде каждого расколотого полена.
— Хорошо, я принесла чай, — сказала Энн, ставя корзинку на землю. — Ты наверняка хочешь пить после тяжелой работы.
Благодарно кивнув, Рис открыл фляжку, глотнул ароматного чая и улыбнулся. Такого восхитительного напитка он еще не пробовал. И заварен именно так, как он любит. Разумеется, Энн и должна была сделать чай по его вкусу. В конце концов, она столько лет училась быть его женой, к тому же призналась, что любит его. Вот и принесла ему чай в знак любви, а не просто выполняя свой долг, не из вежливости.
