сверху помажу маслицем, которое разотру с мукой. Не представляешь, какая вкуснятина получится.
– Ишь, ты, умная какая, решила мне команду разбаловать. Подавятся от булочек с маслом! Перебьешься без масла. На! возьми комбижир.
– Да ты что, Галя? Кто же булочки на комбижире не готовит. А сверху чем смазывать? Все должно быть вкусным, аппетитным. Чтобы люди были сытыми и здоровыми. А от комбижира какое здоровье? Только язву можно заработать. Зачем продукты переводить?
– Заткнись, интеллигентка хренова! – визжит кок, брызгая слюной, – и заруби себе на носу – ты здесь никто, и зовут тебя никак. Я и только я решаю, что и на чем готовить. Поняла? Здесь, на камбузе, один начальник – это я. Масло сливочное это быдло, под названием команда, получать будет только на праздники. И еще запомни: размороженную колбасу и сосиски на завтраки не вздумай жарить, а то много жрать будут. А так она невкусная, больше останется.
Галка жадная до потери пульса. Она сидит на продуктовых припасах, как Кощей на золоте, и во все блюда старается чего-нибудь не доложить. Не устаю поражаться цинизму, жадности и наглости этой женщины. Я прекрасно вижу, что сливочного масла у нас очень много. Огромные коробки стоят в холодильниках в кладовой, но Галка все готовит на комбижире. Во рту от этого деликатеса такая гадость, что постоянно хочется ее чем-нибудь запить. Матросы от такой готовки страдают, мучаясь от болей в животе. Но ей на всех наплевать. Она нас всех ненавидит. Лебезит только перед старпомом и капитаном, но и им тоже готовит на комбижире. На корабле все питаются одинаково. И я решаю поставить тесто на пирожки с капустой и картошкой. Их можно готовить на подсолнечном масле, все-таки это не комбижир. Мне стыдно за это перед командой парохода, но продуктами распоряжается шеф-повар. А я просто гарсон.
Через месяц нахождения в море я закалилась как булатная сталь. Тестомешалки на пароходе пока нет и мои бицепсы на руках от постоянного вымешивания теста стали не хуже, чем у культуриста. Теперь мне можно смело отправляться на международные соревнования, да вот все недосуг. Когда сойду на берег, непременно подам заявку на участие в конкурсе. Я тихонько посмеиваюсь над такими мыслями, над собой. Хотя смеяться рядом с моей начальницей нужно очень осторожно. Потому что Галка все сильнее и сильнее цепляется ко мне. Каждая мелочь выводит эту истеричку из себя, и она мстит мне за малейший промах. Мое ангельское терпение потихоньку лопается, я внутренне начинаю закипать как котел на горячей плите. Слабенькая надежда, что терпением и лаской можно сделать ее более спокойной и найти общий язык, улетучивается с каждым днем. Пока я не даю этой зарвавшейся нахалке отпор, но, наверное, я ее все-таки тресну.
После завтрака шинкую капусту на борщ. И вдруг слышу позади себя едва уловимый шорох. Оглядываюсь, и замираю от ужаса: за моей спиной стоит Галка с перекошенным от злобы лицом. Глаза у нее стеклянные, как у зомби, а в руках огромный секач для разделки мяса, и она им уже замахнулась на меня.
– Галя! – вскрикиваю в ужасе, – ты что делаешь?
– Я хочу тебя, интеллигентку, горбатой сделать, – со страшной ненавистью произносит это чудовище. В этот момент она похожа на кобру с раздутым капюшоном во время смертельного броска.
– Слушай, дура, я здесь физически накачалась как Рембо. Сейчас как въеду в лоб, с корабля в океан улетишь! – в моей руке тоже огромный нож и я его выставила вперед, как мушкетер шпагу.
Смотрю Галке прямо в глаза, твердо, не мигая, меня трясет мелкой дрожью от выходок этой ненормальной. Мне жутко страшно, но отступать нельзя. Ситуация очень критическая: решается вопрос моей жизни. Она, не выдержав моего взгляда, многообещающе ухмыльнулась, положила секач на место, и прошипела:
– Покалечу.
– Рискни. Ты меня уже довела, – я устала молчать, и, кипя от возмущения, открыто угрожаю ей, – еще раз попробуешь на меня напасть, – сразу убью. Поняла? Сразу же. А всем расскажу, что поскользнулась, мол, Галя на камбузе. Ударились головой об плиту – и нет корабельного кока. Положат тебя в мешок, и отправят первым кораблем домой на кладбище, как получившую производственную травму несовместимую с жизнью. И никто ничего не докажет! Травмы, моя хорошая, к сожалению, в море бывают. Поняла? – я, конечно, блефую и от страха болтаю все, что в голову придет. Но это мой единственный выход остаться в живых.
Она затихает. Неужели боится? Как же мне тяжело. Это же нужно, так меня ненавидеть. И главное, за что?
Моя смена заканчивается в четыре часа вечера. И еще после обеда у меня есть полноправных полтора часа отдыха. Но от постоянной нервотрепки с этой ненормальной, я не могу даже отдохнуть немного. Не могу расслабиться. Вечером после смены ложусь на шконку, это кровать на нормальном языке, а меня трясет от нервного перенапряжения, как в лихорадке. Да, дорого мне обходится первый в жизни рейс. Может, выйти на палубу и полюбоваться на море? Может меня это успокоит? Ведь я чувствую себя здесь белой вороной: водку не пью, за мужиками не бегаю. Всем улыбаюсь и разговариваю с экипажем парохода спокойно и приветливо. А, впрочем, любоваться стихией не удается, по корабельному радио уже объявляют:
– Дневная смена! Всем выйти на дополнительную подвахту на четыре часа.
Дневная смена как раз у меня. А дополнительная подвахта означает одно: у нас много рыбы. И я иду в цех, где нужно помочь матросам-обработчикам. Я в первое время поражалась чистоте и порядку в огромном цеху: здесь нет неприятного тухлого запаха рыбы, которого очень боялась. Сотни людей вытаскивают икру в транспортер, а кишки – в шпигат. И так бесконечных четыре часа. Уже привычно становлюсь шкерить рыбу и я. По окончании смены бреду в душевую. Смыв теплой водой усталость, вернулась в свою каюту. Моя соседка матрос-обработчик давно пришла со смены и сладко сопит во сне. Счастливая, у нее есть только работа, без такой неприятной добавки, как Галя.
Я падаю на постель, и сразу же проваливаюсь в сон. Мне снится любимая станица, в которой жила первые семь лет жизни, Кавказские горы, такие далекие и родные. Там, между ними в ложбинках текут быстрые горные холодные реки, а над ними висит легкий прозрачный туман. А воздух, какой воздух! Я вдыхаю его и не могу надышаться. Серебряный горный воздух наполняет мои легкие.
Вижу чью-то свадьбу, огромные накрытые столы. На них лежит вкусный свежий хлеб, вино, шашлык, овощи, фрукты. Я вдыхаю этот
