– Здорово?! И это все, что ты можешь сказать? «Здорово»! Мне-то казалось, что у тебя богатый словарный запас! Я бы сказал, это было потрясающе. Сногсшибательна. Немыслимо. Это открыло мне новые горизонты и заставило задуматься о смысле жизни... Или, ты считаешь, я слишком много значения придаю обычному поцелую?
Эшли опустила глаза и принялась играть вилкой.
– Нет, Каллахан, – ответила она наконец, – не слишком. – И тут же добавила, вздернув подбородок: – Но это еще не значит, что ты мне нравишься! Просто я... я... я тебя больше не ненавижу.
– Что ж, это радует.
У стола появился официант со списком десертов. Оба отрицательно замотали головами. Когда официант собрал посуду и исчез, Логан заговорил снова:
– Но в понедельник, когда я снесу с лица земли Дом Сэндлера, ты снова меня возненавидишь, верно? Эшли долго молчала, вертя в руках вилку.
– Не знаю, – призналась она, наконец, так тихо, что Логан едва ее расслышал. – Все так запуталось! «Историческое общество» не сможет восстановить дом – у нас нет таких денег. А на наш запрос о гранте правительство ответило отказом. Вот если бы с этим зданием были связаны какие-нибудь исторические события... Я все местные архивы перерыла – надеялась, вдруг узнаю, что здесь останавливался Вашингтон или что-нибудь в этом роде! Ничего. Прошлым летом устраивали сбор средств на ремонт Дома Сэндлера – тоже бесполезно. У простых людей нет лишних денег, а богатых и важных бизнесменов история не интересует. А потом город продал пустырь вместе с Домом Сэндлера компании, для которой вы строите на этом месте фабрику... Ой, прости. Центр телекоммуникаций.
– Ты ведь понимаешь, почему мы хотим возвести его именно здесь? – спросил он. – Сэндлеры знали, где строить дом. Это прекрасное место – акров на сорок вокруг лучше не найдешь! Давай я немного расскажу тебе о нашем проекте, – продолжал он, поудобнее, устраиваясь на стуле. – Знаю, ты ненавидишь уродливые дома-коробки, окруженные автостоянками. Я их тоже терпеть не могу. И наш Центр будет совсем другим! Наша команда долго работала над этим проектом, и, кажется, нам удалось создать нечто, в самом деле, необычное. Представь: сказочный терем из светлого дерева и красного кирпича. Вместо скучных плоских крыш – высокие коньки и островерхие башенки. С западной стороны, где дом выходит на склон холма, устроим подземный гараж – чтобы автомобили не портили вид. Совершенно новый принцип использования пространства. Мы хотим соединить модерн с классикой, внешнюю привлекательность со строгой функциональностью... Впрочем, я, кажется, увлекся, – извинился он.
– Нет-нет, мне нравится. Очень нравится. Одного не понимаю: как ты можешь создавать красоту и в то же время ее губить? Точнее, губить то, что когда-то было прекрасно.
Не пора ли признаться ей, что Дома Сэндлера нет ни на одном плане, что он не значится ни в одном описании местности, что до вчерашнего дня сам Логан и не подозревал о его существовании?
Нет, не стоит. Получится, что он выгораживает себя. И потом, Логан до сих пор не мог простить неведомому обманщику, сделавшему из него дурака. И злился на себя – за то, что не позаботился приехать в Аллентаун заранее и лично осмотреть место строительства, а переложил свои обязанности на подчиненных. Такой беспечности не может быть оправдания.
И он сказал:
– Сегодня после обеда я связался с подрядчиком из местной строительной фирмы, и мы осмотрели дом вместе. Он назвал мне кое-какие цифры. Не думаю, что ты захочешь их услышать, Эшли, – таких цен ваше общество явно не потянет. Но дело даже не в этом. Пойми, все планы уже составлены, утвержден бюджет, наняты рабочие... Мои клиенты не захотят мириться с внезапной переменой в планах и задержкой строительства. Понимаешь? Она со вздохом пожала плечами.
– Понимаю. Все понимаю. Это их земля. Они за нее заплатили. И могут делать с ней все, что хотят.
– Нет, Эшли, мне кажется, ты не понимаешь, – настаивал Логан. – Дело не только в деньгах. На разработку и утверждение плана строительства ушел почти год. Если я сейчас попытаюсь изменить план или куда-то переместить постройки... Пойми, я не могу вдруг взять и все отменить! У меня есть обязательства... есть репутация нашей фирмы...
– Значит, мы ничего не можем сделать. Вернее, я ничего не могу сделать, – поправилась она, словно вспомнив, что Логан Каллахан по-прежнему остается ее врагом. – Что ж, этого следовало ожидать. Знаешь, если можно... мне хотелось бы еще раз туда съездить. Подняться наверх, сделать несколько снимков, пока Дом Сэндлера еще стоит.
– Разумеется, Эшли, – покорно ответил Логан. Он чувствовал себя последним из негодяев.
Они стояли у дверей дома Эшли, и мягкий свет уличного фонаря освещал ее прекрасные черты. Логан поднял голову и слегка отстранился.
– Даже лучше, чем в первый раз, – прошептал он. Затем снова склонился к Эшли, откинув ее голову назад, и прильнул губами к хрупкой шее. – И так тоже... прекрасно.
Ужин закончился около часа назад. Затем они немного покатались по городу – Эшли показывала Логану исторические места. Старую каменную церковь на Гамильтон-стрит, где хранилась точная копия Колокола Свободы. Памятники воинам и морякам в городском парке. Старое здание суда – каменный дом, который «Историческому обществу» удалось отреставрировать и вернуть ему былую славу.
А какая гордость звучала в ее голосе, когда она рассказывала об огромной библиотеке, собранной членами «Общества» и открытой для всеобщего пользования; о том, как вместе со своими соратниками спасала и восстанавливала из руин несколько особняков в центре города, переживших Гражданскую войну.
И, наконец, за порцией итальянского мороженого в кафе на открытом воздухе, она со смехом рассказала Логану, как попала в «Историческое общество».
– Разумеется, всему виной мужчина. И моя матушка. Время от времени маму посещает мысль, что я совсем не бываю в обществе, и она начинает судорожно приобщать меня к светской жизни. В этот раз она повела меня на лекцию. Едва я увидела лектора... это была любовь с первого взгляда! Только представь: твидовый пиджак с замшевыми заплатами на локтях, клочковатая бородка, очки в золотой оправе – словом, классический «чудаковатый профессор». О чем он говорил, я уже не помню, да и тогда особенно не слушала – только смотрела. Правда, любовь моя увяла после первого же свидания, когда выяснилось, что этот «профессор» умеет говорить только о двух вещах – о себе и еще раз о себе. Но он успел заинтересовать меня своим делом – и что же ты думаешь? Мне понравилось. Должно быть, это у меня в крови – забота о слабых, и обиженных. Больные люди, раненые животные, старые дома, которые никому больше не нужны...
