ГЛАВА ПЯТАЯ
Пока Коди не предложил Даниель сесть позади него на Чемпиона и пока он не почувствовал, как она дрожит, он и не подозревал, насколько она напугана. Ведь стоило ей только попросить, и он перевез бы ее через реку. Кто же так сильно обидел ее, что она готова умереть, но не просить о помощи? За маской, которую она носила, скрывалась маленькая, легкоранимая, доверчивая женщина с разбитым сердцем. Кто же посмел сделать ей больно?
Коди было не по себе от мысли, что она, видимо, решила никогда никому из мужчин больше не доверять. Такое добровольное одиночество – жестокое самоистязание. Как же ее убедить, что нельзя лишать себя радости из-за собственной ошибки или чьей-то жестокости или подлости? Он надеялся, что дружба, внезапно вспыхнувшая между ними, дает ему на это право.
– Что ж, леди, похоже, вы своего добились, – ласково сказал он, усаживая ее в фургон, – теперь можете отдохнуть.
– Что за глупости ты говоришь? – запротестовала Даниель. – Я вполне в состоянии идти сама, на своих двоих.
Она не привыкла, чтобы кто-нибудь возился с ней, и поведение Коди слегка обескуражило ее: он пылинки с нее сдувал. «Каков парадокс, – подумала она. – Теперь, когда он предлагает мне ехать в фургоне, я совсем этого не хочу». На ее глазах Коди подошел к Роуз и попросил ее быть «помягче и понежнее» с пассажиркой. В ответ старушка громко фыркнула, сплюнула табак и вытерла рот рукавом своей древней и не очень чистой рубашки. Да уж, Даниель скорее бы предпочла провести день в обществе ядовитой змеи. И хотя Роуз вполне серьезно утверждала, что является почтенной обладательницей диплома медсестры-сиделки, меньше всего она была похожа на человека, способного ухаживать за больными. В общем, матерью Терезой она явно не была.
Коди убедил Даниель и даже приказал забраться в фургон. Она не сопротивлялась и вскоре уже мирно покачивалась в повозке. У нее немного кружилась голова, и после случившегося ей совсем не хотелось еще и рухнуть в обморок на глазах всего лагеря. Ей казалось, что Роуз что-то ворчит себе под нос, но разобрать слов она не могла. Эта странная женщина не воспринимала всерьез инцидент с незапланированным купанием и относилась к Даниель как к беспомощному ребенку. Даже называла ее «крошкой».
Но что было особенно приятно во всем этом, так это внимание Линн. Девочка знала, что ее мать неважная пловчиха, и до смерти перепугалась, когда Даниель упала в воду. Линн периодически подходила к фургону, чтобы проведать маму, словно ее приводила в ужас мысль, что она может потерять мать, хотя все опасения остались позади.
Еще один парадокс: путешествовать в фургоне было гораздо менее приятно, нежели идти пешком. Колеса скрипели, повозка трещала и тряслась, у Даниель даже зубы стучали и разболелась голова. Оказалось, на дороге полно кочек и ухабов, и Даниель иногда боялась, что вот-вот вывалится из фургона. Поэтому-то она и не скрывала своей радости, когда фургон остановился на привал и в него влезла улыбающаяся Молли с букетом полевых цветов в руке и плиткой восхитительного горького шоколада в кармане.
– Милая моя контрабандистка! – усмехнулась Даниель и протянула Молли половину шоколадки.
Молли отрицательно покачала головой.
– Нет, спасибо. И не соблазняйте. Это для вас. Вам необходимо подкрепиться.
Даниель удивленно вскинула брови.
– Папа сегодня готовит, – объяснила Молли.
– Что?! – воскликнула Даниель и едва не подавилась шоколадом.
– Он говорит, вы пока не в состоянии трудиться после сегодняшнего и он не позволит вам вылезти из фургона.
Даниель снова смутилась при упоминании о ее подвигах на воде. И вот Коди из благих побуждений поставил ее в глупое положение. Она разрывалась между желанием доказать свою дееспособность и боязнью обидеть Коди. В конце концов, он даже изменил своим правилам, разрешив ей ехать в фургоне. Она не могла не сравнивать его со Скоттом, который вытаскивал ее из постели с температурой тридцать девять, только чтобы она приготовила ему завтрак. За всю их долгую совместную жизнь он даже чашку кофе ей не налил.
Будто читая ее мысли, Роуз хмыкнула и с видом знающего человека посоветовала:
– На твоем месте, крошка, я бы сидела и не дергалась. Просто будь благодарной.
«Так Коди и эту старую Горгону очаровал!» – подумала Даниель, но промолчала.
Еще несколько дней назад Коди и представить себе не мог, что эта рыжая настолько заинтересует его. Он и не подозревал, что способен так переживать безобидное падение Даниель в воду. Не мог объяснить и свое внезапное решение приготовить ужин для девочек. Готовил он, надо сказать, отвратительно. Даниель, наверное, скажет, что он собрался всех отравить.
Его кулинарные способности ограничивались умением заварить супчик из пакетика, разогреть хот-дог в микроволновке и установить мангал для барбекю. Мясо, которое он пытался приготовить на ужин, подгорело. Он пытался убедить всех, что просто мясо попалось некачественное. Разумеется, никто ему не верил.
По привычке он хотел пригладить усы и, не обнаружив их, тяжело вздохнул и чертыхнулся. Вся эта конспирация начинала ему надоедать. Интересно, его агент уже спохватился? Наверное, с ума сходит от ярости и пытается предотвратить появление в голливудских таблоидах статей о внезапном исчезновении суперзвезды. Насколько Коди было известно, кто-то уже напечатал душещипательную заметку о его трагической гибели в результате неизвестного заболевания. Эта белиберда размещалась на одной странице со статьей об инопланетянах, полностью контролирующих Белый дом.
Как хорошо, что он наконец далек от всего этого! Здесь даже воздух какой-то особенный: дышалось легче и свободнее. Коди любил простые радости, он был счастлив снова очутиться в седле, проводить время с Молли и любоваться чистым небом Вайоминга, не думать о работе, делах, проблемах, не слышать наставлений агента. Эрни, наверное, долго хохотал бы, увидев своего самого перспективного клиента у мангала в ярко-красном переднике, вооруженного лопаточкой. И хотя с Коди шутки были плохи, девочки не смогли удержаться от комментариев по поводу ужина.
– Это как жеваный сахарный тростник. Никогда не думала, что папа может приготовить такую дрянь! – возмущалась Молли.
– Я думаю, на вкус это как кошачья подстилка, – отозвалась Рэй Энн Петтиджон.
– Кошачья подстилка? – хихикнула Линн.
– Линн! – одернула ее Даниель.
Среди подруг дочери было принято дурно выражаться, но Даниель надеялась отучить ее от этой привычки.
– Что бы это ни было, – вмешалась Инез Квест, ковыряя вилкой в тарелке, – это ужасно.
Услышав столь убийственные реплики, Коди театральным жестом схватился за сердце, и Даниель вдруг бросилась на его защиту:
