Но за небрежными шутками часто скрывались более глубокие тайны, и она готова была побиться об заклад, что сейчас именно такой случай. Весь день он обращался с ней так, словно испытывал свою мужественность. К чему бы этому любимцу фортуны, который, несомненно, потерял счет женщинам, уделять такое внимание ей, если не для того, чтобы доказать что-то самому себе?..
Ее сердечко замерзло, превратившись в холодную, бесчувственную льдинку. Робин не собиралась позволять ему использовать ее для удовлетворения каких-то затянувшихся юношеских амбиций. Пришло время положить конец этой игре.
Она повернулась к Стюарту:
— Я хотела бы закончить осмотр здесь. Ты хочешь взглянуть еще на что-нибудь?
Если он и заметил новые интонации в ее голосе, то не показал этого.
— Да, очень много. Ты, кажется, сказала, где-то здесь есть конюшня?
Робин показала ему конюшню, а потом солярий. После этого Стюарт захотел обойти вокруг дома и снова пройтись по южному крылу.
Все это время Робин кипела от бешенства.
Какой был в этом смысл, если он не собирался покупать Броган-Хаус! Загадка слишком затянулась. Она хотела быстрее вернуться в Бостон и подальше от опасных ответов, которые он мог вытягивать из девушки вопреки ее собственному желанию.
Приближался вечер, когда они наконец заперли за собой ворота. По иронии, Робин уже была рада уехать из Броган-Хауса. После такого дня этот дом будет у нее всегда ассоциироваться со Стюартом.
Пока они мчались к городу, Робин начала сердиться на себя. Даже то, что теперь она знала причины, по которым Стюарт решил соблазнить ее, не меняло тот факт, что ему это удалось. Она не могла притворяться, что в течение нескольких великолепных минут хотела его. К тому же он полностью завладел ее чувствами.
— Становится поздно, — снова прервал Стюарт ее мысли. — Что ты скажешь на то, чтобы остановиться поужинать перед дальней дорогой?
Ее первым порывом было сказать «нет», но через секунду он был опротестован чувством голода.
— Почему бы и нет?
За ужином он вряд ли мог бы еще больше выбить ее из равновесия.
Вернув ключи от Броган-Хауса агенту по недвижимости, в одной из провинциальных гостиниц они разыскали уютный ресторанчик. Было еще рано, и они оказались единственными посетителями. Интерьер, основными материалами которого послужили дубовые панели и латунные декоративные элементы, казался очаровательным, а короткое меню было обычным для Новой Англии.
Ужин, когда его подали, был отличный. В другое время Робин шумно выразила бы свой восторг по поводу вкусного блюда, но сейчас она только поковыряла в нем вилкой.
И снова Стюарт был обезоруживающе приятен. А может, сцена страсти под вязами — только плод ее фантазии? Он наполнял ее бокал, когда тот пустел, и развлекал Робин забавными историями о своих гастролях с рок-группой. Она смеялась, когда нужно было смеяться, но внутри нее становилось все холоднее.
За ужином ей было легко скрывать свою тревогу, но большую часть длинного пути в Бостон они провели в зловещем молчании. В автомобиле стало темно и уютно после того, как солнце за их спинами скрылось в красках заката. Она осталась наедине со своими мыслями.
Не в силах успокоиться, Робин старалась найти объяснение всех возможных причин, из-за которых она не смогла справиться со своими эмоциями. В это утро он свалился как снег на голову и даже не скрывал свое влечение к ней, а потом… странная романтичная пустота Броган-Хауса.
Но ничто не могло разъяснить ей, отчего же появилась эта сокрушительная, всепобеждающая потребность в нем, которая затмила все ее чувства. Робин не была уверена, что могла бы остановить его или себя, если бы он снова дотронулся до нее.
Все же ей следовало бы попытаться. И если бы он захотел заняться с ней любовью, то это стало бы опустошительно, как ураган. Боль внутри нее, если бы он ушел из ее жизни, была бы невыносимой, а это обязательно случится.
Они наконец добрались до Бостона. Робин смотрела на город сквозь шторки на окнах автомашины, и он казался ей мозаикой крошечных огоньков. Голос Робин едва заметно дрожал, когда она объясняла ему, как проехать до ее дома.
Когда «дилорен» притормозил напротив двери, Робин была поражена, что ее улица выглядела одновременно и знакомой, и чужой. Словно она возвращалась после долгого отсутствия — более долгого, чем один день. Широко распахнутыми глазами она смотрела в одну точку.
— Спасибо. Больше не нужно меня провожать.
— А я хочу, — сказал он просто.
До того, как Робин успела возразить, Стюарт уже вышел из машины и, взяв ее под руку, перевел через дорогу. Его прикосновение вызвало уже знакомое ощущение теплоты.
Он взял у нее ключи и открыл замок, но Робин остановилась в дверях. Теплый вечерний бриз обдувал их, пока она подыскивала нужные слова.
— Я не собираюсь приглашать тебя войти, — наконец произнесла она.
— Почему?
— Ты знаешь, почему. Ты сегодня удачно провел день, но пора положить конец этому развлечению. Я не собираюсь и дальше участвовать в этом любопытном спектакле.
— Ты боишься своих чувств? — В его голосе явно слышалось неудовольствие.
— Я совсем не боюсь своих чувств!
Она солгала, глядя куда-то за его спину. — Они есть, ну и что? Только лишь потому, что я немного увлеклась, не значит, что я должна идти до конца и провести ночь с тобой.
— Посмотри на меня! — приказал Стюарт.
Робин демонстративно отвернулась, но он п» ял ее за подбородок и повернул лицо к себе.
— Теперь ты можешь честно сказать мне, что не зовешь меня?
И глядя ему в глаза, она поняла, что ее дело уже безнадежно. Его воля была сильнее ее, присутствие его мужской плоти слишком подавляло своей мощью. Она оказалась неспособна сопротивляться, и Стюарт знал это.
— Ты не должен входить, — слабо повторила она.
— Тогда мне придется сделать это здесь.
В следующее мгновение он собрал в кулак волосы девушки на затылке и провел губами жгучую линию по ее шее. Неожиданная близость ошеломила Робин. Она была парализована и могла лишь с трудом ловить воздух, а чувственность все росла в ней. Все произошло так, словно она только что открыла для себя мир заново.
Стюарт будто спешил воспользоваться ее беспомощностью. Поцелуями он покрывал ее шею, поднимаясь все выше и стараясь касаться ее подбородка снизу, там, где он наиболее чувствителен к поцелуям.
Мощный импульс удовольствия сотряс все ее тело. Все его движения были деспотическими. Когда он целовал уголки ее губ, только слегка их касаясь, словно гуляя между ними, она думала, что сойдет с ума от желания. Но когда напряжение становилось почти невыносимым, он вдруг подчинялся ее воле и целовал в самые губы.
