— Перестаньте, Брук. Вы молодая, красивая женщина… — Он ввернул «красивая» не только потому, что это была правда, но и потому, что хотел посмотреть на ее реакцию. Он не был разочарован, так как она вспыхнула и заерзала на стуле.
Он продолжал:
— У вас должна быть и другая жизнь.
Она надула губы.
— Должна?
Он осклабился.
— Это закон природы. Ну, там… молодой человек…
Она откинула прядь блестящих волос.
— Если это так, то где же ваша?
— Моя что?
— Ваша девушка! — Она бросила на него дерзкий взгляд.
Ее выпад позабавил его. Он парировал его тем же беспечным тоном:
— Значит, таков ваш не очень-то деликатный способ узнать, нет ли у меня девушки?
— Я слышала, как вы разговаривали с женщиной по телефону, — призналась она.
— Вы имеете в виду Кэролайн? Она просто друг.
— Кэролайн? Я имела в виду Диди.
— А-а. — Он одарил ее нарочито обворожительной улыбкой. — Диди тоже просто друг. Я, знаете, очень компанейский парень.
По Брук было видно, что она ни на минуту в этом не сомневалась. Ничего не ответив, она повернулась к Молли.
— Детка, ты не очень-то разговорчива сегодня. Тебе не понравилось на бульваре?
Молли поставила на стол свой пустой стакан, из которого пила апельсиновый сок.
— Ничего.
— Ничего? — Брук нежно потрепала ее по щечке. — В чем дело? Тебе скучно?
— Да, — сказала Молли чистым детским голосом.
— Ты не скажешь мне, почему?
На минуту Молли задумалась, и Гаррет поймал себя на том, что ждет ее ответа, затаив дыхание. Только бы она сказала, пусть даже не ему… Но этого не произошло.
— Нет, — вздохнув, ответила Молли. — Я хочу пойти посмотреть, как играют вон те дети. — Она указала на полдюжины или около того ребятишек, которые взбирались на двухфутовую бронзовую лягушку.
Гаррет почувствовал внезапный приступ тревоги, как всегда, когда ему казалось, что Молли уходит слишком далеко от него.
— Не знаю, стоит ли, — сказал он, чувствуя неловкость.
— Гарт, пожалуйста! — Девочка подняла на него умоляющие глаза.
Совершенно растерявшись, он медлил с ответом, взглядом ища поддержки у Брук. На ее лице он видел понимание и сочувствие.
— Все будет в порядке, — заверила она его. — Молли все время будет у нас перед глазами.
— Я не уверен…
— Пожалуйста, Гарт! Пожалуйста!
— Пожалуйста! — вторила Брук с лукавой улыбкой на губах.
— Ну что ж… — Он скривился. — Ладно, Молли, но ты не могла бы подождать, пока мы не закончим завтрак? Может быть, не пойдешь? — спросил он с надеждой.
На лице у девочки промелькнула тень разочарования, и на какое-то мгновение показалось, что она станет протестовать. Гаррет надеялся на это. Она была слишком послушной, слишком… идеальным ребенком. Он бы с радостью приветствовал хотя бы искру характера.
Но нет! Молли просто вздохнула и, кивнув, осталась сидеть на месте, то и дело поглядывая на шумных, счастливых детей.
Вскоре им принесли завтрак. Они ели с удовольствием, даже Молли, которая обычно не отличалась хорошим аппетитом. В два счета покончив с едой, она с надеждой посмотрела на Гаррета.
— Я хорошо поела? — спросила она нетерпеливо.
Он не спеша осмотрел ее тарелку. Она справилась с половиной блина и съела почти все фрукты — неплохо для такой крохи.
— Да, ты молодец, — заверил он ее, улыбаясь.
— Тогда я могу… можно я пойду поиграю? — Она кивнула головой в сторону детей, все еще лазавших по бронзовой лягушке.
Ему ничего не оставалось, как дать разрешение.
— Но так, чтобы я мог тебя видеть, — предостерег он ее, — хорошо?
Молли вскочила на ноги.
— Хорошо!
Она была уже не с ним. Все ее внимание поглотили дети и лягушка. Ее радость почти рассеяла его тревогу. Он смотрел, как девочка бежит вприпрыжку, и испытывал смешанное чувство.
Брук успокаивающе произнесла:
— Гаррет, все будет в порядке. Молли никуда не денется.
— Конечно, вы правы. — У него как-то сразу пропал интерес к завтраку. Он положил вилку. — Если вам кажется, что я ее чересчур оберегаю… — Он надеялся, что его слова не прозвучали так, словно он оправдывается.
— Да нет, что вы. — Она потянулась за виноградом. — Просто вы еще новичок в этом деле. Но, по-моему, вы прекрасно справляетесь.
— Вы думаете? — Он уставился на нее, изумленный и благодарный. Он привык к тому, что в кругу знакомых его критиковали за неумение общаться с ребенком, и потому теперь испытывал вспышку удовольствия от похвалы, на которую никак не рассчитывал.
Брук энергично закивала. Он и раньше замечал, что она все делает энергично, словно ничуть не боится выражать свои чувства.
— Это не просто, — продолжала она, — холостой мужчина берет на себя такую ответственность. Должно быть, это сильно изменило вашу жизнь.
Она и не догадывалась, насколько сильно.
— Я сделал бы это снова не задумываясь, — сказал он очень серьезно.
Она всячески избегала смотреть на него. Но теперь подняла лицо и встретилась с его немигающим взглядом.
— Вы когда-нибудь были женаты?
Ее серьезность показалась ему забавной.
— Нет. А вы были замужем?
— Конечно, нет.
Гаррет не мог понять, почему она оскорбилась.
— Ну что я такого сказал? — спросил он жалобно.
Напряженное выражение ее лица смягчилось, ей даже удалось выдавить из себя улыбку, несколько смущенную.
— Если бы я однажды вышла замуж, то и теперь была бы замужем, или вдовой, упаси Боже.
Он просто не мог удержаться от желания подразнить ее.
— Да кто же предо мной — старомодная барышня?
Она приподняла свой маленький подбородок.
— Ничего не могу поделать. Я чувствую, что брак — это навечно. — Она вскинула голову и одарила его очаровательной улыбкой. — Мне почему-то кажется, что вы согласны со мной. Я имею в виду, что вот вам уже тридцать…
Она вопросительно подняла брови.
— Два, — подсказал он, — мне тридцать два.
— Достаточно, чтобы жениться и развестись разок-другой, если бы вы не относились к браку серьезно.
— Или, — возразил он, — если я придаю браку так мало значения, что даже не хочу этим себя утруждать.
Его слова шокировали ее. Гаррет заметил это по тому, как расширились ее красивые карие глаза, выражая недоверие. Он был готов к обороне, если бы Брук стала настаивать, но она снова удивила его.
— Весьма печально такое слышать, — наконец сказала она. — Разумеется, это меня не касается. Ваша личная жизнь — не мое дело.
— А жаль! — Черт возьми, ему не следовало говорить это, но удержаться было невозможно.