Да и денег к тому же у нее все равно не было. Зачем людям напрасно морочить голову?
– …Даже не сомневайтесь, вы наверняка что-нибудь для себя подберете, – по-своему поняла ее замешательство Бабочкина. – На ваш выбор – шкаф, стол, полки, книги, сервизы. Да все, что угодно. Я продаю все, абсолютно все. Пойдемте, я вас очень прошу. Ну, пожалуйста…
Еще немного, и она начала бы жалобно хныкать, как маленькая, капризная девочка. Только почему-то с седыми волосами.
– Но у меня нет с собой крупных денег, – призналась Люба. – Я хотела просто так, сначала посмотреть.
– Вот и посмотрите, ангел мой, выберете все, что вам понравится, а деньги завтра принесете. Зато у меня душа будет спокойна, что мне хоть что-то удалось продать и сдвинуть дело с мертвой точки. Кто знает, может быть, благодаря вам, ангел мой, сегодня ночью я наконец-то впервые засну без снотворного.
И Бабочкина умоляюще схватила Любу за руку – как бы та не убежала.
– Шурочка, вы сегодня уже не вернетесь? – с улыбкой поинтересовалась смотрительница, когда Бабочкина повлекла Любу к выходу.
– Возможно, я сюда уже больше никогда не вернусь, – весело ответила в дверях жена Павлуши. – Когда устроюсь в Питере, я вам непременно напишу. Желаю вашему внуку успешно сдать экзамены.
На улице они познакомились Жену Павлуши звали Александрой Борисовной, и ей на редкость подходило это легкое имя – Шурочка.
У Шурочки была быстрая походка, так что Любе пришлось бежать за ней почти бегом. Сумка через плечо, узкие брючки, распахнутая куртка, развевающийся на ветру шелковый шарф… Казалось, Шурочка не шла, а летела по городу, едва не сбивая с ног встречных прохожих.
К тому же на улице она первым делом закурила и, опасно размахивая в воздухе сигаретой, продолжала на ходу описывать, какие несметные сокровища ожидали Любу в нескольких кварталах отсюда.
Можно было подумать, что они шли осматривать не обыкновенную квартиру, а царскую резиденцию.
– А почему вы сказали, что больше никогда не вернетесь в музей? – спросила Люба, чтобы как-то поддержать разговор.
– Навсегда уезжаю. В Ленинград – это город моего счастья. Когда-то я там училась, – ответила Шурочка.
«Так вот почему Павлуша представил меня «искусствоведом из Питера», – вспомнила Люба. Видимо, отъезд жены ни на минуту не выходил у него из головы.
– Перебираетесь к детям?
Уж что-что, а строить из себя наивную дурочку Люба всегда умела.
– У меня нет детей, – пояснила Шурочка. – Но вообще-то можно сказать, что – к детям. Только не к своим. Я выхожу замуж за человека, у которого пятеро детей.
– Ого! Не многовато ли? – не удержалась Люба от глупого восклицания.
– Ничего, ничего, поначалу все удивляются, когда узнают. Но лично я не вижу в этом ничего особенного и тем более смешного, – весело пыхнула сигаретой Шурочка и сама же первая рассмеялась. – Главное, что я выхожу замуж за любимого человека, а все остальное – мелкие детали. Этого момента я ждала… ну, в общем, очень, очень много лет.
Люба покосилась на седой ежик на голове у своей спутницы и попыталась догадаться, какую цифру Шурочка не стала говорить вслух.
По всей видимости, очень, очень даже кругленькую.
– Скажите, ангел мой, только скорее, какие вы любите пирожные? – вдруг спросила Шурочка, останавливаясь возле дверей магазина.
– Заварные, но мне не на…
Но Люба не успела договорить, потому что Шурочка уже исчезла в дверях магазина и скоро выбежала с пакетом, в котором были и заварные пирожные, и кольца с творогом, и трубочки с кремом, и еще какие-то ватрушки.
– Не могу жить без сладкого, – пояснила она, запихивая пакет с пирожными в свою безразмерную наплечную сумку. – Ведь я, ангел мой, совершенно не умею ничего готовить. В основном я питаюсь печеньем, пряниками и конфетами. А по праздникам покупаю себе еще шоколад и пирожные. Да, и халву, конечно, арахисовую. В таких квадратных коробочках. Ангел, мой, как я могла забыть про халву?
Она так много и быстро говорила, как будто последние десять лет просидела где-то в одиночной камере и теперь никак не могла наговориться.
Люба про себя удивилась: казалось, жена Павлуши была счастлива тем, что ее просто кто-то слушает, а любой вопрос вообще встречала детской, счастливой улыбкой.
– Вообще-то по вашей комплекции не скажешь, что вы сладкоежка, – заметила Люба из вежливости.
А про себя подумала: «Неужели бедный Павлуша одними конфетами питался? Наверное, поэтому он так обрадовался, когда я сказала, что училась на повара… Вот он – мой главный козырь».
– …Еще я не сказала о мороженом, которое могу есть в немыслимых количествах, – улыбнулась Шурочка. – Но сейчас у меня болит горло и я стараюсь о нем не думать. Признаться, ангел мой, для меня тоже секрет, почему я не толстею, а все время только худею. Но что я могу поделать, если у меня голова только на одних конфетах работает? Нет, не смейтесь, на самом деле так. Бывает же машинное масло, да? А мне все время приходится поддерживать свои мозги в состоянии готовности номер один при помощи сладостей. А вдруг они мне наконец-то для чего-нибудь пригодятся?
Шурочка сама засмеялась над своей шуткой и стала еще больше похожа на неугомонную, шуструю девочку.
В этой почти пятидесятилетней дамочке не было никакой солидности: смешно, словно ученическим портфелем, она размахивала своей сумкой, веселилась, подпрыгивала на ходу.
Интересно, сколько лет они прожили вместе с Павлушей? Должно быть, немало. Может быть, он на самом деле ликует в душе, что избавится наконец-то от своей взбалмошной жены, просто, как воспитанный человек, пока виду не подает?
, Если судить по откровениям шоферов-дальнобойщиков и гаишников, лучшие мгновения в своей жизни мужчины испытывают, находясь вдали от своих старых, глупых жен. Вне зоны досягаемости. Чем дальше, тем лучше.
Хотя чем-то Шурочка и Павлуша были неуловимо похожи, как брат и сестра, даже внешне. Люба никак не могла догадаться: чем же именно? Непосредственностью, наивностью?
Денис бы сразу сказал, что эта тетенька – точно с приветом. Впрочем, он и насчет Павлуши не стал бы слишком церемониться. Всех людей, не имеющих прямого отношения к деньгам и власти, Денис считал неудачниками, и относился к ним без малейшего интереса. Но теперь Люба могла бы с ним особенно поспорить…
С реактивной скоростью они с Бабочкиной наперегонки пробежали пешеходную зону проспекта и оказались возле «Детского мира», где местные художники обычно выставляли на продажу свои картины. В основном это были морские виды с пальмами, пейзажи с лунными дорожками на воде, котята в лукошках и обнаженные томные красавицы.
