– Конечно, – отвечала она, и Райан одобрительно кивнул: – Молодец! – и взял ее под руку. – Посмотрим, как это у вас получится.
Керри шла с ним рядом, ощущая на себе провожавшие их взгляды. Когда они вышли на сцену и Паула повернулась к ним лицом, ее очаровательные глазки застыли на руке, все еще поддерживавшей локоть Керри.
– Мы готовы, Уоррен, – объявил Райан, не взглянув на Паулу. – Откуда начнем?
Улыбка чуть заметно тронула губы режиссера:
– Начнем с «Увы, превратности моей судьбы испортили такого человека!» – сказал он, возвращаясь на свое место в восьмом ряду.
Между актрисой и режиссером был явно достигнут компромисс. Паула сохранила свою трактовку, но заменила «можешь» на «должен». Слушая ее, Керри не могла не восхищаться тем, как она овладела своими эмоциями, на одном дыхании переходя от насмешки к пафосу. В сцене, где все реплики ее партнера состояли из одних только восклицаний, всякий другой актер остался бы в тени. Но мастерство Райана было невозможно затмить. Нельзя было оторвать взгляда от игры чувств на выразительном лице, от малейших движений гибкого стройного тела. У такого художника говорило даже само молчание.
– Прекрасно! Прекрасно! – воскликнул в восторге Уоррен, когда они кончили. – Оставим это как есть. – Улыбаясь, он встал. – На сегодня все. Отдохните вечером как следует. Завтра мы возьмем темп побыстрее.
Керри уходила из театра с облегчением. День был долгий и трудный, да еще головная боль. Но все бы это было ничего, если бы она не чувствовала, что ею воспользовались в своих целях. Пауле очень не понравилось, когда Райан вышел с Керри на сцену, и Райан это прекрасно понял. Видимо, в последнее время примадонна стала слишком уж уверенной в себе, и было вполне в его духе выбрать такой способ поставить ее на место. Больше всего Керри страдала от того, что он полностью пренебрег ее собственными чувствами. В нем одно высокомерие и жестокость и совсем нет сердца.
Придя домой, она приняла аспирин и прилегла на часок. Постепенно головная боль отступила, но осталось какое-то тупое бессилие, от которого она никак не могла избавиться. Она содрогалась при одной мысли, что надо одеваться и готовиться к вечеру.
– Тебе там станет лучше, – подбодряла ее Лиз около половины восьмого. – Ты на взводе. Тебе нужно расслабиться.
Вряд ли ей удастся это сделать на такой вечеринке, о какой ей рассказал Райан. На самом деле ей просто нужно пораньше лечь, иначе завтра от нее не будет толку.
– Лиз, – сказала она, – я просто не могу видеть сегодня этих людей. Ничего, если я не пойду?
– Конечно, ничего, если ты плохо себя чувствуешь. – Лиз тщательно накладывала тени перед зеркалом. Неожиданно выражение ее лица изменилось:
– А как же Адриан?
– О Боже, я о нем и забыла. – Керри начала было подниматься. – Придется мне, наверное, сделать над собой усилие.
– Нет необходимости, – твердо сказала Лиз. – Я пойду с ним вместо тебя.
– Правда? – отозвалась Керри с благодарностью. – А ты не против?
– Против? Да на меня все девицы там будут глаза таращить от зависти, – засмеялась Лиз. – Конечно, нет. Быть может, без тебя он даже соизволит заметить мое существование.
Если только он возле тебя останется, подумала Керри. Ей не верилось, что можно удержать внимание Адриана, если вокруг будет много хорошеньких девушек. Но Лиз, вероятно, это и так хорошо известно. Она просто пошутила.
Керри приняла ванну и была уже в постели, когда в восемь часов явился Адриан. Она слышала, как Лиз объясняла ему причину ее отсутствия. Минуту спустя дверь в спальню распахнулась, и Лиз вошла к ней.
– Андриан надеется, что тебе скоро станет лучше, – сказала она вполголоса.
– Я слышала, – Керри слегка улыбнулась, – не похоже, чтобы он был очень огорчен.
– Ну что ты хочешь от Адриана? Он не теряет время на бесполезные сожаления. – Глаза у Лиз блестели. – Неплохо я выгляжу?
– Ты же знаешь, что выглядишь замечательно, – сказала Керри искренне, рассматривая стройную красивую девушку в брючном костюме из белого кружева. Блестящие темные волосы падали ей на плечи. – Желаю тебе хорошо развлечься.
– И развлекусь, не сомневайся, – кинув последний взгляд в зеркало, та направилась к двери. – Тебе что-нибудь нужно? Заглянуть примерно через часок и приготовить какого-нибудь горячего питья?
– Нет, спасибо, я скорее всего засну. – В подтверждение своих слов Керри уютнее устроилась под одеялом. – Потуши только свет.
После того как Лиз и Адриан ушли, она действительно попыталась заснуть, но музыка и звуки веселья, доносившиеся сверху, не позволили ей достичь этого блаженного состояния. Когда в половине девятого зазвонил телефон, она не спала, голова у нее снова начала болеть.
Когда она сказала «алло», последовала небольшая пауза, а затем строгий голос Райана спросил:
– Почему вы не в постели?
– Я лежу, – отвечала она, – в спальне есть другой аппарат.
– Вы хотите сказать, что Лиз ушла и оставила вас одну?
– Ну, мне от ее присутствия не было бы легче. Во всяком случае, – добавила Керри поспешно, – мне нужно только выспаться. Я не больна, просто устала.
– Будем надеяться. Вы нам нужны. – Он помолчал немного, как будто ожидая, что она что-нибудь скажет, но так как девушка молчала, он спросил немного резко: – Я что, разбудил вас?
– Нет, я не спала.
– Могу себе представить, когда там такой гам. Даже мне слышно. Страшно подумать, каково вам. – После еще одной короткой паузы Райан спросил уже немного другим тоном: – Почему вы так быстро ушли сегодня из театра, Керри? Я хотел нас отвезти, но вы уже исчезли.
– Не пойдут ли разговоры, если вы вдруг решите подвозить двух второстепенных исполнительниц? – спросила она. – Вы с Лиз очень похожи. Будет нетрудно сообразить, в чем тут дело.
– Я не говорил о Лиз, – ответил он спокойно.
Керри уставилась в темноту в ногах постели:
– Что передать вашей племяннице, мистер Максвелл?
– Только то, что я хотел бы обсудить с ней кое-что при первой возможности. – Судя по голосу, он улыбался. – Приятных снов. Мы продолжим этот разговор, когда вы будете в состоянии воспринимать то, что я говорю.
Она медленно положила трубку и улеглась, со странным равнодушием прислушиваясь к глухим ударам своего сердца. Испытывать терпение женщины – вторая натура людей типа Райана Максвелла. Для него они ровно ничего не значат. Ей следует повторять себе это снова и снова.
В последующие дни некогда было думать ни о чем, кроме пьесы и премьеры, до которой осталось очень мало времени. Для Керри эти дни были исполнены неуверенности в себе. Она все время боролась с внутренним убеждением, что у нее ничего не получится. Что бы она ни делала, все казалось ей не так, и она была не в состоянии ничего поправить. И вдруг что-то стало выкристаллизовываться, образ начал, наконец, приобретать определенные черты. Суровый критик, Уоррен оказался щедрым и на похвалы.
