Это была Лила Фаулер.
Элизабет позабыла о покупке подарка Тодду. Как загипнотизированная, она шла по пятам за лучшей подругой сестры.
Лила Фаулер, не оборачиваясь, не спеша шла по улице. Ее рука сжимала в кармане украденный браслет. Элизабет проводила ее взглядом до арки, за которой стоял ее светло-зеленый «триумф». Только когда машина Лилы скрылась из вида, Элизабет вышла из состояния транса.
— Этого мне только не хватало, — проговорила она вслух, направившись обратно в ювелирную лавку. Проходя мимо «Лизетты», она увидела продавщицу, нервно перебиравшую драгоценности на прилавке. Вне себя от огорчения, женщина внимательно оглядывалась по сторонам, и тут ее взгляд упал на Элизабет, которая, казалось, неспроста разгуливала перед магазином.
— Эй, эй, вы там!
Как потом пришло в голову Элизабет, это походило на трагедийный фильм, где ни в чем не повинный герой невольно вовлекается в криминальную историю. Вне себя от страха, Элизабет поспешила завернуть за угол и потом, переведя дух и взяв себя в руки, ровным шагом вернулась домой.
Но и оказавшись дома, в полной безопасности, она не смогла вычеркнуть из памяти открывшуюся ей страшную тайну. Лила Фаулер — воровка. Она ведь самая богатая девушка в городе. Да стоит ей только захотеть, и отец тут же купит ей все, что она ни пожелает. Чего ей недоставало? Зачем она этим занимается?
Запершись в комнате, Элизабет пыталась найти мотивы, толкнувшие Лилу на воровство. Она с удовольствием бы забыла обо всем, но увы! Что было, то было, и никуда от этого не деться.
Элизабет не знала, что предпринять. Ей пришло в голову, что она могла спросить Джессику о пропавших вещах потому, что никогда не думала, будто их взяла Джессика. Но единоборство с Лилой — это совсем другое дело. Она опасалась навлечь неприятности на свою голову, потому что не могла себе даже представить, что сделает Лила, загнанная в угол. В конце концов она решила ничего не предпринимать, надеясь, что проблема уйдет сама собой.
Теперь она испытывала чувство вины, что подозревала Джессику. Она встала с постели, вошла в комнату сестры и со слезами на глазах обняла ее.
— Прости, Джессика, — пробормотала она, — ты чудесная сестра.
— В чем дело? Что случилось? — смутившись спросила Джессика.
— Ничего, Джес. Мне очень жаль, что я необоснованно подозревала тебя.
— Хорошо, что наконец ты это поняла. Робин Уилсон — это целиком твоя затея.
— Ладно, пусть так, — согласилась Элизабет, слишком утомленная, чтобы спорить. Что касается Робин, то она не много узнала о ней за последние дни.
— Джес, как она поживает?
— Зачем ты меня об этом спрашиваешь? Она стала какая-то странная.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты видела, как она ходит на переменах? Она одевается, я не знаю как, — как цыганка. Она бледна как привидение и ведет себя так, будто у нее не все дома.
— Робин? Продолжай, Джес.
— Лиз, — сказала Джессика, и ее голос упал до шепота, — она смотрит как будто сквозь меня.
Элизабет должна была признать, что сама испытала это странное ощущение.
— А знаешь, что еще, — продолжала Джессика. — Помнишь, мы заставили ее бегать по стадиону? Она с тех пор и бегает. Каждый день.
Это было правдой. Элизабет сама каждое утро видела на треке одинокую фигуру в сером взмокшем тренировочном костюме.
— Я тоже видела ее.
— Лиз, что она делает? Надеюсь, дело, в которое ты ее втравила, не лишило ее рассудка, — взволнованно сказала Джессика.
— Я с ней сама поговорю, — вздохнув, ответила Элизабет.
— Ты это сделаешь, Лиз? Ты же знаешь, как к ней подойти. А я просто не могу. Я уверена, что у нее сдвиг по фазе.
Элизабет поняла, что забота о Робин теперь ложится на нее. Хотя она не забыла, что Робин была «лучшей подругой» Джессики. Но так уж повелось у близняшек Уэйкфилд, что единственной заботой Джессики всегда было доказать окружающим, что если что-то и случилось, то не по ее вине, а Элизабет считала себя обязанной вмешаться в запутанное дело вне зависимости от того, кто виноват.
— Джессика, только обещай мне одну вещь.
— Конечно, Лиззи, все, что хочешь.
— Держись подальше от Лилы Фаулер.
— Что?
— И никогда не принимай от нее ничего, неважно, что это за вещь, и откуда бы она, по ее словам, ни взялась.
— Как? Почему?
— Просто поверь мне.
— Элизабет, ты хочешь, чтобы я бросила самую лучшую подругу без объяснения причин? Ты все еще завидуешь Лиле? Почему ты так ненавидишь ее?
— Джессика, ты веришь, что я тебя люблю? Я твоя сестра и не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Я думаю, что Лила Фаулер их скоро дождется, и пытаюсь тебя от них уберечь.
Слишком поздно поняла Элизабет, что, сказав эти слова, она только открыла ящик Пандоры. Джессика сразу же вышла из себя, бросая вопросы в лицо Элизабет и не давая даже паузы на ответы:
— Что ты имеешь в виду? Где ты набралась этих слухов? Как ты могла до такого опуститься? С каких пор тебе о Лиле все известно?
— Этого я тебе сказать не могу, — твердо, но спокойно ответила Элизабет.
Больше она ничего не сказала. Она была уверена, что было бы ошибкой все рассказать Джессике. Тогда разгневанная Джессика велела сестре покинуть ее комнату. Элизабет пришлось выполнить ее требование: когда Джессика была охвачена яростью, ее лучше было не трогать.
На следующий день Элизабет отправилась на стадион и увидела там одинокую фигуру в мокрой от пота майке, пробегающую круг за кругом. Элизабет в ожидании села на скамью. Робин на треке работала как машина. Она выглядела сильной, почти атлетичной. И, как обычно, смотрела прямо перед собой, не обращая внимания ни на что вокруг. Она бегала, как неудержимая, так что Элизабет начало казаться, что она бежит к какой-то цели, которая видна только ей одной.
Наконец Робин поравнялась с трибунами и остановилась. Она спокойно смотрела на Элизабет.
— Ты, должно быть, пробежала целую милю, — предположила Элизабет.
— Пять миль.
— Робин, я знаю, что это не мое дело, но как твоя жизнь?
— Отлично, даже превосходно. Ты помнить, как мы учили Илиаду? Помнишь главу, где греки и троянцы были околдованы чарами одного из богов?
— Прости, не понимаю, — Пробормотала Элизабет, подумав, не свихнулась ли Робин на самом деле.
— Перечитай это место, — сказала Робин, — особенно, где речь идет о том, как чары спадают с глаз одного из героев, и он снова ясно видит мир.
— Скажи, ты больше не сердишься на меня?
— Сержусь? Я должна тебя благодарить. Ты единственная из всей компании, с кем я буду разговаривать. Но, правда, Лиз, сейчас мне некогда. Увидимся позже.
