Джорджия не дала ей закончить:
– Нет, ни за что. Я хочу быть с тобой…до конца.
Тетя Мей устало улыбнулась и мягко сказала:
– Думаю, уже недолго осталось. Странно, раньше мне казалось, что, когда пробьет мой час, мне будет очень страшно, я начну упираться, просить отсрочки… А получается совсем по-другому. Я спокойна, как никогда.
Она закрыла глаза, и сердце Джорджии заколотилось в бешеном ритме. Девушка едва не закричала от ужаса. Нет… только не сейчас! Словно услышав этот немой крик, больная открыла глаза и слабым голосом произнесла:
– Еще рано. Не сейчас, но скоро…
Пока тетя Мей спала, Джорджия сидела возле постели, боясь пошевелиться и даже не вытирая слез. Так ее и застала медсестра. Предвосхищая возражения девушки, она сказала вежливо, но твердо:
– Джорджия, тебе надо пойти домой и отдохнуть, иначе, когда ты будешь нужнее всего, сил уже не останется. Ты и так провела здесь всю ночь.
Всю ночь! Не поверив своим ушам, девушка взглянула в окно и с изумлением обнаружила, что на улице светло.
– Иди домой, – повторила сестра и, словно читая мысли Джорджии, добавила: – Не беспокойся. Если ты понадобишься, мы с тобой свяжемся. Пусть бабушка немного отдохнет, а за обезболиванием мы проследим. Нервно сглотнув, девушка спросила:
– Сколько еще?..
Сестра покачала головой.
– Недолго. Дня два… может быть, три. Как правило, смерть приходит, когда больной готов ее встретить. Будь умницей, иди домой и отдохни. Обещаю, что, пока ты не вернешься, мы все время будем рядом.
Вняв настояниям медсестры, Джорджия нехотя поднялась со стула. Она была как выжатый лимон, эта ночь ее совершенно доконала. Вся дрожа, девушка направилась к выходу, потом, остановившись в дверях палаты, бросила еще один прощальный взгляд на постель умирающей. Медсестра сказала, что, пока она не вернется, здесь постоянно кто-то будет, и это звучало как заверение, что в ближайшие часы тетя Мей не умрет.
Занимался ясный летний день. По пути домой Джорджия решила, что не будет отходить от телефона ни на минуту.
Медсестра настаивала на отдыхе, но разве это возможно? Не лучше ли поехать обратно в больницу? Джорджия уже была готова развернуть машину, но, вне всякого сомнения, врачи все равно отослали бы ее домой.
В больнице имелись специальные помещения, где в случае острой нужды могли находиться родственники пациентов. По счастью, Джорджия жила не так уж далеко. Девушка чувствовала, что ей необходимо немного поспать, а у постели тети Мей она не сомкнула бы глаз. Она хотела быть рядом с бабушкой в роковые минуты, так и будет.
Джорджия крепче сжала руль. Она ничего не видела перед собой, но плакать было нельзя, и она решительно вытерла слезы, слепящие глаза.
Около дома девушка обнаружила автомобиль Митча, и это не предвещало ничего хорошего. Устало плетясь по дорожке, ведущей к черному ходу, она припомнила, что «БМВ» был на ремонте, и втайне понадеялась, что машину доставили, когда ее хозяин уже отправился на работу.
Джорджия отперла дверь. В кухне царил идеальный порядок, и на мгновение она решила, что ее молитвы были услышаны; но в тот же миг взгляд наткнулся на кофейник, который стоял явно не на месте, затем послышались шаги, и на кухне появился Митч.
– Ну вот вы и пожаловали.
Его голос звучал совершенно бесстрастно. Так почему же девушке почудилось, что он еле сдерживает ярость?
– И часто вы пропадаете по ночам? – резко спросил он. На этот раз Митч дал волю своему гневу. – Я просто хочу знать, чтобы, названивая в полицию и заявляя о вашем исчезновении, не оказаться в дураках. Как вы догадываетесь, подробный отчет о ваших похождениях меня не интересует, – саркастически продолжал он, – но все же объясните в двух словах… телеграфно кратко…
Джорджия молчала. Его неожиданный натиск обескуражил девушку, и она даже не пыталась защищаться. С досадой отметив про себя, что Митч разговаривает с ней как рассвирепевший родитель с непослушным провинившимся подростком, она постаралась собраться с мыслями и выйти из сонного марева боли и отчаяния, чтобы достойно ему ответить.
– Я не обязана перед вами отчитываться, – твердо заявила девушка. – Я давно уже совершеннолетняя. И если я хочу вернуться домой утром, то это мое дело, и оно никого больше не касается.
– Теперь это называется «дело»! – резко оборвал ее Митч. – Но вы же сами знаете, что не правы. Я уверен, что жена вашего поклонника считает, что это и ее дело тоже. А она-то где была? Не сомневаюсь, на безопасном расстоянии. И куда же он вас затащил? В какую-нибудь гнусную грязную гостиницу или прямо домой, на супружеское ложе? Некоторых мужчин это возбуждает… а некоторые женщины…
От его неприкрытого презрения у Джорджии мороз пошел по коже. Неужели он действительно думает?..
– Что бы ни произошло между вами этой ночью, совершенно очевидно, что наутро ваш любовник не чаял от вас отделаться. Вряд ли он настоящий романтик… Женатым мужчинам это почти несвойственно. У них нет для этого должных возможностей.
Джорджия не могла больше его выслушивать. Митч Флетчер выбрал не лучший момент для своих обвинений, к тому же совершенно беспочвенных. За эту ночь в душе девушки столько всего накопилось, что чаша терпения переполнилась, и выдержка изменила ей.
– Да что вы об этом знаете? Что вы вообще знаете?! Кто дал вам право судить и… читать мне нравоучения? – с негодованием выкрикнула она.
К своему ужасу, Джорджия почувствовала, что слезы щиплют ей глаза, и поняла, что если сейчас же не возьмет себя в руки, то окончательно раскиснет. Только этого не хватало! Надо побыть одной, успокоиться, уснуть… Джорджия ощутила, что вся дрожит, что вся напряжена, как туго натянутая струна, что нервы уже на пределе, еще секунда – и она за себя не ручается. Ее охватило страшное и неудержимое желание заорать на постояльца и вопить до тех пор, пока боль, ярость, горечь и страдания не перестанут мучить ее.
– Неужели и впрямь игра стоила свеч? – ядовито спросил Митч. – Неужели вам и вправду было хорошо? Вы же знали, что он находился рядом с вами ценой обмана другого человека, что он водит за нос женщину, которой когда-то клялся в любви. Вы же умная, Джорджия. Однажды он точно так же поступит и с вами. Неужели вы не способны предвидеть, что ожидает вас в будущем? Разве не ясно?..
Это было уже чересчур.
– Мне ясно только одно: вы не имеете права так со мной разговаривать! – хрипло оборвала Джорджия.
Она чувствовала себя совершенно разбитой; ее голова отказывалась что-либо соображать, а мысли стали какими-то расплывчатыми, вязкими и были абсолютно лишены логики.
– К вашему сведению… – Джорджия вспомнила, как прошла для нее эта ночь, и не смогла закончить фразу. Пусть он думает о ней что угодно, пусть считает, что она провалялась в объятиях любовника в чужой постели, но язык не поворачивался сказать Митчу правду.
