Эрин выглядела очень естественной, и Питер едва удержался, чтобы не уложить ее снова в постель, забыв про то, что собирался вывести ее на чистую воду. Но в мозгу стучало: «Она тебе лгала, лгала умышленно. Как далеко она зашла в своей лжи?»
— Звонила мама и просила привести тебя к ней на ланч, — сказал он, внимательно следя за тем, как Эрин отреагирует на это приглашение.
— Твоя мама? Когда ты успел сообщить ей обо мне?
По выражению ее лица трудно было определить, рада она встрече с его семьей или нет. Питер не стал гадать, а просто бросил на кровать газету с фотографией.
— Она увидела вот это!
Эрин кожей ощутила его гнев, сердце сжало железной рукой. Еще до того, как она взглянула на фотографию, она догадалась: случилось что-то ужасное. А когда взглянула, то поняла — все кончено. Пришел конец ее идиллии с Питером Рэмси.
Ему не по душе то, что она — известная писательница.
И еще Питеру не нравится, что главное место на первой страницы газеты занимает она, а не он, к чему он, несомненно, привык.
Мужчины всегда хотят быть в центре внимания.
Правда, они это не всегда признают.
Беспощадный внутренний голос говорил ей, что Питер Рэмси такой же — ему мало своих миллиардов. Он недостаточно великодушен, чтобы принять ее такой, какая она есть на самом деле.
— Вижу, что сказка о Золушке тебе нравится больше, — усмехнулась Эрин.
— Я бы этого не сказал, — ответил Питер, и она увидела, как ожесточилось его лицо. — Я предпочитаю честность, а не спектакль.
— Спектакль начал разыгрывать ты, Питер, — напомнила ему она. — Решил предстать передо мной в роли принца. А я тебе подыграла, потому что действительно подумала, что ты такой.
Он сжал челюсти, глаза у него гневно сверкали.
— Обо мне ты все узнала, Эрин. Я ничего не скрыл от тебя.
— Разве можно кого-нибудь узнать до конца? — с иронией пробормотала она.
Всегда — всегда! — есть что скрывать. Особенно факты, которые могут больно ужалить. У нее были случаи, когда мужчины считали, будто задета их гордость, и злились, но она знала, что ни за какие коврижки не перестанет сочинять сказки и не будет жертвовать своими интересами… даже ради Питера. Стиснув зубы, Эрин подняла с пола свою одежду и фирменную сумку магазина Дэвида Джоунса, где лежало платье, которое было на ней вечером в пятницу. Лучше уйти отсюда в этом наряде, поскольку во вчерашнем ее могут узнать из-за фотографии в газете.
— Готова поспорить, что твоя мама не захотела бы со мной встречаться, не будь я писательницей, — бросила она Питеру, стоявшему поодаль со сжатыми в кулаки ладонями, словно он готов был кинуться в бой.
Собрав вещи, Эрин направилась обратно в ванную. Ноги у нее дрожали, но она заставила себя идти твердой поступью. Она уходила из спальни, где царила грозовая атмосфера… из спальни, которая прошлой ночью была наполнена восторгом и радостью.
— Черт возьми, Эрин! Ты могла бы мне сказать! — рявкнул Питер.
Она оглянулась и, задрав подбородок, ответила:
— И что бы изменилось? Все было бы так же, как сейчас.
— Ложное впечатление создается, когда скрываешь о себе важные вещи, — с жаром возразил он. — Почему было не открыться мне?
— Да потому, что все это я уже проходила с тех пор, как моя первая книжка имела колоссальный успех. — Она с насмешкой смотрела на него. Он ничегошеньки не понимает! — Я не обезьянка в зоопарке, Питер, чтобы ублажать таких людей, как твоя мать.
— Это не так! Моя мать уважала бы тебя, чем бы ты ни занималась.
— Надеюсь, ты тоже не откажешь мне в уважении. Но я подвожу черту под нашими отношениями.
Она скрылась в ванной и захлопнула за собой дверь. Прислонившись к стене, Эрин подавила приступ тошноты. Зачем только она стала писательницей! Она ненавидит это, ненавидит, ненавидит! Но время не повернешь вспять, да и нельзя отрицать, что она любит сочинять сказки. Ведь так увлекательно придумывать новый сюжет и рифмовать слова так, чтобы повествование захватывало.
Но сочинительство — это одна сторона ее жизни.
Есть и другая — одинокий ребенок, который хочет, чтобы кто-то его любил и лелеял. И эта девочка превратилась в писательницу, сочинявшую истории, так с ней и не случившиеся. И с Питером Рэмси у нее ничего не получилось — не суждено.
Придется с этим смириться, как бы больно ни было. Эрин оделась и переложила содержимое черной сумочки в прежнюю, коричневую. Взглянув на блокнот, она вспомнила про волшебных коней Мирримы. Эту сказку она будет сочинять несколько месяцев, постарается забыться и не предаваться мрачным мыслям и сожалениям о несбывшихся мечтах.
«Не раскисай, быстро и с достоинством попрощайся, не плачь и ничего больше не объясняй».
В спальне Питера не было. Может, он ждет ее внизу в гостиной? С тяжелым сердцем Эрин оглядела комнату и… увидела Питера на балконе. У нее мгновенно сдавило грудь.
Неужели Питер вспомнил их вечер в пятницу на этом же балконе?
Он стоял спиной к ней, глядя на море и сжимая ладонями перила. Даже по его спине Эрин видела, как Питер напряжен. Какой он мужественный и как она наслаждалась его силой! Но он умел быть также нежным и чутким. Идеальный любовник, о котором можно лишь мечтать.
Эрин зажмурилась. От этих воспоминаний вдоль бедер пробежала дрожь, соски затвердели, внизу живота разлился жар. Она никогда не забудет этого человека. То, что было у них, ни с чем не сравнимо.
А если она подойдет к нему, дотронется до него… вдруг он забудет о том, что их разъединило?
Нет, прошедшего не вернешь. Между ними преграда.
Обреченно вздохнув, Эрин открыла глаза. Питер стоял, не двигаясь и не оборачиваясь. Должно быть, тем самым он говорит ей: «Уходи. Я тебя не держу».
Наверное, лучше так и поступить, но она не могла заставить себя уйти, не попрощавшись. Питер был щедр с ней, подарил ей часть своей души, и это нельзя не оценить. Он хороший человек… просто не привык, чтобы его престиж был таким же, как у женщины.
Эрин подошла к дверям балкона, но не решилась приблизиться к Питеру и тихонько его окликнула, надеясь, что он немного поостыл:
— Питер…
Он медленно повернулся, сложил руки на скульптурно вылепленной груди и оглядел ее с головы до ног. Желто-зеленое платье не зажгло в нем ни капли желания — во всяком случае, она этого не заметила. Было совершенно ясно, что он воздвиг стену, стену из своей гордыни, сквозь которую она не сможет достучаться до него. Голубые глаза смотрели холодно и отчужденно.
— Ты ведь и вечеринку в пятницу тоже придумала, — с сарказмом сказал он.
— Да, — не стала отрицать она. — Я решила одеться как можно привлекательнее, но тебе это не очень-то понравилось, поэтому я выдумала объяснение.
