— Как… как твоя мама? — Она покраснела, стесняясь своего вопроса.
— Безумно счастлива за меня.
Ее глаза потемнели от тревоги. Что бы это значило?
— Я рада за вас обоих. Она приедет?
Лоркан захлопнул багажник и задумчиво посмотрел на нее.
— Нет. В Дублине у нее насыщенная впечатлениями жизнь. Когда я предложил отвезти ее обратно, она наотрез отказалась, но велела почаще навещать ее.
Кетлин готова была расплакаться от облегчения. Не все еще пропало.
— Ты говорил ей обо мне?
— Да. — На его губах заиграла легкая улыбка. — Она просила меня быть осторожным. — Он подошел и вытер ей подбородок своим носовым платком. Кетлин затаила дыхание. — Я сказал, что справлюсь с тобой без проблем.
Кетлин вспыхнула. Наглый грубиян!
— Тогда справься с этим. Мне нужна помощь, — без обиняков сказала она. — Мне надо доставить заказы. Можно одолжить твою машину?
— Разумеется, нет!
Он повернулся и направился к дому, но Кетлин перегородила ему дорогу Она стояла с гаечным ключом наперевес, ветер трепал ее распущенные волосы.
— Не вымещай своей неприязни ко мне на моих клиентах. Если я их подведу, то уж точно позабочусь о том, чтоб люди знали, кто виноват! — горячась, припугнула она.
Лоркан нахмурился и с каменным лицом продолжал молчать.
— Хорошо. Но я сяду за руль. Дай мне минутку на сборы, и я отвезу тебя куда хочешь.
— По рукам! Спасибо! — радостно вскрикнула она. — Я займусь погрузкой. Надо отвезти товар в Луисбург и в пансионат «Дельфы».
— Это по Голодной дороге? — Лоркан нахмурил брови. — Везет же мне, — проворчал он. — А где Конор?
— Он в детском саду у Бриджет. Когда я завалена работой, он там великолепно проводит время. — Она утерла мокрый лоб.
— Ты должна быть благодарна за ее любезность. Черт бы меня побрал, если б я согласился брать к себе тайного ребенка любимого человека, — ледяным голосом произнес Лоркан и вошел в дом.
Кетлин глубоко вздохнула. Он будет третировать ее до тех пор, пока она не убедит его, что ее отношения с Декланом невинны. Пообещав себе, что заставит его наконец это понять, она пошла привести себя в порядок.
Тот день был особенно прекрасен. Мягкие, округлые горы вздымались как пухлые зеленые булочки до безоблачного неба. Овцы и коровы паслись на заливных лугах по обе стороны дороги, переходя туда и обратно и заставляя Лоркана ехать медленно.
В Луисбурге он охотно помог ей доставить товары.
— Остался только пансионат «Дельфы», — сообщила Кетлин, когда они отъехали. — Мне… хотелось бы пройтись там немножко. Ты можешь со мной не ходить. Я всегда там гуляю, когда выезжаю по этому маршруту…
— Знаю. Я тоже пройдусь, — тихо сказал он.
Она вгляделась в его зеленые глаза, и у нее запрыгало сердце.
— Хорошо, — произнесла она настолько естественно, насколько позволяло пересохшее горло.
А вдруг, подумала она, им удастся найти решение, не вызывающее конфликтов?
Когда они покончили с делами, Лоркан припарковался на обочине Голодной дороги. Кетлин думала, а помнит ли он, что они уже гуляли здесь, когда он вернулся из университета. Это было давно, незадолго до того, как он разбил ей сердце.
Они пошли прогуляться. Горные потоки спускались по крутым склонам серебристыми каскадами, аромат диких трав, доносившийся с легким ветерком, кружил голову. Плещущаяся вода бухты Доо создавала один из самых мирных пейзажей на всей земле. Здесь-то и произошла некогда трагедия.
Лоркан помнил каждое мгновение их последней прогулки по Голодной дороге. Его трогало живое сочувствие Кетлин к людям, которых она никогда не знала. Даже теперь ее мысли отражались на лице, и ему хотелось обнять ее рукой и шептать ласковые слова. Но он вспомнил Деклана, и в нем снова вспыхнула злоба.
Дорога длиной в одиннадцать миль вела от Луисбурга к большому, черному, как торф, озеру, у которого стоял пансионат «Дельфы», бывший приют для обездоленных. Во время голода в середине девятнадцатого века жители Луисбурга устремились к этому месту. Мужчины, женщины, дети прошли пешком одиннадцать миль сквозь буран, чтобы получить от отдыхавших здесь в охотничьем доме официальных лиц разрешение на поселение.
Но официальные лица были слишком заняты поглощением ужина и велели людям подать прошение утром. К утру мало кто из четырехсот путников остался в живых: большинство, обессилев от отчаяния, голода и суровой ночи, замерзли.
Лоркан знал, что Кетлин старалась всякий раз, если представлялась возможность, пройтись по этой дороге и помянуть несчастные души погибших. Он набрался терпения, когда она остановилась у озера и, склонив голову, стала молиться.
Но и его не оставила безучастным мысль о голодной смерти тех людей.
Лоркан вообще бурно реагировал на несправедливость, особенно когда она лишала людей пропитания и крова. Это место всегда трогало и его сердце. И чувство, которое оно возбуждало в нем, смягчало его намерение поскорее отделаться от Кетлин.
В этот день она казалась особенно печальной. Она стояла молча, не шелохнувшись, в нескольких футах от него, и утирала слезы. Может, она вспоминает о собственной беде, когда ее с матерью выставили за порог?
— Какая ужасная судьба, — всхлипнув, сказала она.
— Ужасно. — У него запершило в горле. Он размяк. — Не надо расстраиваться.
Она улыбнулась сквозь слезы.
— Знаю, я чересчур чувствительная. Мать всегда возмущали, как она выражалась, эти мои водопады.
Ему каким-то образом удалось удержаться и не схватить ее в объятия, несмотря на то что выглядела она красивее и печальней, чем когда-либо. Пара слезинок докатилась до ямки над губой, и ему до боли захотелось подобрать их языком…
Он понял, что она ждет ответа, и сглотнул.
— Сочувствовать людям — значит проявлять великодушие, — буркнул он.
Если б только он обнял ее, с грустью подумала Кетлин. Ей было очень одиноко. Но он твердо держал дистанцию.
— Пойдем обратно, — совсем расстроившись, предложила она.
Лоркан не знал, радоваться или печалиться оттого, что во время прогулки ничего не случилось. Сев в машину, он впал в молчание. Впервые он увидел свое будущее во всей его скучной предсказуемости: Балликистин, визиты к матери, работа.
Он завидовал свободе, с которой Кетлин выражала чувства. Но она слишком щедро раздавала свою любовь.
Лоркан вздохнул. Кетлин, какой бы ни была опасной, стала ему необходима. Она заполняла все его мысли, а когда оказывалась рядом, только полная мобилизация воли удерживала его от того, чтоб не наброситься на нее словно подросток. Непостижимо.
