— Эй, эй! — Оливия и Эдвард обернулись. Дородный мужчина, тесно прижимающий хихикующую рыжеволосую девицу, игриво потряс пальцем перед их лицами. — Не загораживайте проход, детки…
Эдвард посмотрел на назойливого незнакомца, затем глубоко вздохнул.
— Хорошо, — сказал он сурово. Отпустил руку Оливии и посторонился. — Извините.
Оливия быстро пошла к выходу. Голос Эдварда слышался у нее за спиной, но она даже не оглянулась.
У входа стояло такси, она села и назвала шоферу адрес.
— Побыстрее, пожалуйста, — сказала она. Через несколько минут она была у дома. Она оглянулась, когда машина отъехала. Улица была пустынна. Эдвард не преследовал ее. Со вздохом облегчения Оливия вынула ключ из сумочки.
Взвизгнули тормоза, и из-за угла показался низкий черный автомобиль. Оливия замерла.
— Эдвард, — прошептала она.
Сердце бешено колотилось, когда она вставляла ключ в замочную скважину. Но было слишком поздно.
— Не прикасайтесь ко мне, — сказала она угрожающим голосом. — Обещаю, что на этот раз вызову полицию.
Эдвард рассмеялся.
— Что ж, давай. Вызывай. Вопи что есть мочи, зови полицейских.
— Не приставай ко мне, Эдвард, а то я закричу. Я скажу полицейским, что… Что услышала позади шаги, что ты… Ты преследовал меня до дома…
— А я расскажу им, кто ты есть. Ты настоящая нью-йоркская знаменитость, Оливия, ты еще не поняла этого?
Он схватил ее за руки и толкнул в тень.
— Я объясню им, что тебя вышвырнули за грубую игру, что сегодня вечером ты немного не в себе.
— Будь ты проклят! — Она смотрела на него, вся побледнев. — Что ты хочешь от меня, Эдвард?
— Может быть, того, что ты давала старику Чарли? — сказал он наконец, наваливаясь всем телом на нее. — Но не на тех же условиях. Когда ты придешь ко мне в постель, то будешь знать, что сделала это потому, что я — тот единственный мужчина, который может заставить тебя почувствовать, в чем ты себя так долго обманывала, а не потому, что ты хочешь получить что-то с моего банковского счета.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь!
— Я знаю, что вы обе — ты и Риа — спали с моим отчимом.
— Нет! — Ее мучительный крик раздался в ночи. — Нет, это ложь. Я никогда…
— Один раз точно. — Он взял ее лицо в свои руки и сжал его. — И все же ты — старомодная девушка, не так ли?
— Ты, полоумный ублюдок!
— Но женщине вроде тебя необходимо безраздельное внимание мужчины.
Он наклонился к ней — она почувствовала в его дыхании запах виски, — потом прижался губами к ее губам. Она вертела головой из стороны в сторону, но не могла избежать его поцелуя.
Боже, как она ненавидела этого человека! Как он был ей противен! Как она… Как она…
Легкий озноб охватил ее. Его губы касались ее губ, кончиком языка он легко их ласкал, моля раскрыть. Его руки обвили ее, прижали к его телу так тесно, что она чувствовала тяжелые удары его сердца.
— Открой, — шептал он ей. — Дай мне вкусить тебя, Оливия.
Нет, — думала она, — нет, нет, нет… Но ее губы раскрылись под ласковым требованием, и с легким стоном она ощутила, как его язык скользнул в ее рот.
От него исходило ощущение страсти, желания и ночи. Он снова и снова повторял ее имя, его рука скользнула под ее жакет, и она почувствовала, как ее груди напряглись под его прикосновениями, почувствовала, как ее тело оживает под его лаской. Она теряла контроль над собой, теряла уже много недель с той самой минуты, как он внезапно вошел в ее жизнь.
Оливия ненавидела его, — не только за то, что он думал о ней, но и за то, кем он был: человеком, от рождения получившим право на власть и привилегии, который уверен, что ему позволено все, что он может поступать с людьми по своему усмотрению. Она выросла среди таких, как он, и рано узнала, что мужчины, вроде него, думают о таких девушках, как она.
Злоба, не на Эдварда, а на саму себя, придала Оливии силы. Она впилась зубами в его губу.
— О-о! — Он отпрянул и приложил руку ко рту. — Что за черт?!
— Отойди от меня, Эдвард, — сказала она. — Уйди из моей жизни и не возвращайся.
Он достал носовой платок из кармана. Приложил его к губе. Оливия перевела дыхание, ожидая реакции. Она наступила спустя мгновение, но это была не ярость, как она ожидала: он посмотрел на нее и криво улыбнулся.
— Чарлзу нравилось, когда ты грубо играла?
— Ты слышал меня, Эдвард? Я больше не хочу тебя видеть.
— Хорошо. — Его голос удивил ее. Он был спокойный, почти бесстрастный. — У нас с тобой будут деловые отношения, Оливия. Я хочу вернуть пай. Он принадлежит моей семье…
— Он не мой. Ты знаешь это.
— Я знаю, что он у твоей подружки, но я не могу найти ее. Она играет в кошки-мышки.
— Это не имеет ко мне никакого отношения.
Эдвард снова улыбнулся.
— Имеет, дорогая. Ты знаешь, где она.
— Возможно, — сказала она, чтобы подразнить его.
— Пошли ей письмо. Расскажи ей, что я хочу, чтобы она перевела пай на меня. Напиши ей, что я хочу видеть ее немедленно. Сообщи ей…
— Скажи ей сам, — спокойно сказала девушка. — Если сможешь ее найти.
Оливия толкнула отпертую дверь и вошла в спасительную темноту дома.
В детстве мать Оливии, утешая ее после того, как девочка обдирала коленку, брала ее на руки и приговаривала:
— Все пройдет, дорогая. Думай о чем-нибудь хорошем, и ты сама не заметишь, как солнышко снова будет тебе светить.
Когда Оливии было десять лет, родителей унесла автомобильная катастрофа. После этого ей часто приходилось вспоминать эти слова, произносимые ласковым шепотом, особенно после того, как ее привезли в дом Боскомов в качестве подопечной ее двоюродной бабушки, которую до этого она видела всего несколько раз.
И это пройдет, — говорила она себе на крутых поворотах своей молодой жизни. И действительно, это проходило спустя некоторое время. Память о родителях была глубоко спрятана в ее сердце, и она сохранила ее. Оливию воспитывала двоюродная бабушка Мариам, которая, хотя и была достаточно добра к ней, держала ее на некотором отдалении. А когда с ней сдружилась Риа Боском, в жизнь Оливии снова вернулось тепло.
Оливия прилежно училась и, став взрослой девушкой, сама сделала карьеру и построила свою жизнь. Она никогда не опускала рук, — ни тогда, когда умерла бабушка, ни тогда, когда стало ясно, что ее и Риа пути разошлись. Оливия не нуждалась в том, чтобы пользоваться старой детской привязанностью.
До сей поры. Она подумала об этом на следующий день, когда одного взгляда на лицо Дольчи оказалось достаточно, чтобы понять, что в «Чаттербоксе» появилась очередная статья.
