Блю занял место на противоположном конце стола. За ужином царила глубокая тишина, если не считать позвякивания приборов. Всякий раз, когда Симона поднимала глаза на Блю, он лишь ухмылялся в ответ, понимая, как ей неловко, но не желая ничем помочь.
«Черт бы его побрал! — думала она. — Дурацкие шуточки и непрошеные комментарии из него так и сыплются, а понадобится что-нибудь по делу — клещами не вытянешь…»
Когда тарелки с супом опустели и миссис Драйзер унесла их, Симона уже не в силах была терпеть: казалось, эта тишина сейчас раздавит их обоих.
— Вы посмотрели доходы Хэллама от продаж? — спросила она.
— Что? — переспросил Блю, приставив ладонь к уху.
Симона мысленно просила Бога дать ей терпения.
— Вы посмотрели доходы Хэллама от продаж? — не повышая голоса, повторила она.
Неизвестно, что произошло бы в следующий момент, если бы не вошла миссис Драйзер с салатом.
— Спасибо, Мэри, не надо, — помотал головой Блю, когда та поставила перед ним тарелку. — Салат я не буду.
Пожилая горничная улыбнулась в ответ, что не на шутку удивило Симону — она не могла припомнить, чтобы ей когда-нибудь приходилось видеть миссис Драйзер улыбающейся. Спросив у Блю, не желает ли он что-нибудь взамен, и получив отрицательный ответ, горничная забрала тарелку и удалилась.
— Вы не любите салат? — удивилась Симона.
— Ненавижу. С детства.
Симона с еще большим удивлением отметила про себя, что, пожалуй, впервые за все это время задала Блю личный вопрос и что он ответил на него совершенно естественно.
— Впервые вижу такого американца.
Блю откинулся на спинку стула и посмотрел на нее:
— Каждый что-нибудь да не любит. Что здесь особенного?
Тема салата была исчерпана, и вновь воцарилась тишина, пока миссис Драйзер не принесла второе блюдо.
— Хватит! — Блю вдруг вскочил и на глазах опешившей миссис Драйзер подбежал к Симоне, схватил ее тарелку. — Мэри, отнесите, пожалуйста, мою тарелку и что еще там… — он огляделся вокруг, и взгляд его упал на дверь маленькой гостиной, — туда. — Свободной рукой Блю взял Симону за запястье, поднимая из-за стола. Обескураженная Симона последовала за ним.
Оказавшись в гостиной, Блю взял маленький столик, стоявший у стены, и поставил его между двумя креслами у камина. Пока миссис Драйзер хлопотала, Блю, порывшись в дисках, поставил один из них — мягкую джазовую композицию.
Налив два бокала вина, Блю сел за столик напротив.
— Вот так-то лучше, — довольно произнес он. — Как говорил мой отец, за обедом нужно сидеть рядом, чтобы видеть глаза друг друга.
Теперь они сидели так близко, что Симона не только видела глаза Блю, но и чувствовала его колени. Она постаралась не обращать на это внимания.
— Он действительно так говорил? — спросила она.
— Нет, — усмехнулся Блю. — Он вообще ничего не говорил. Он только пил пиво.
Симона почувствовала, что краснеет.
— Простите, Блю, — пробормотала она. — Я тогда сказала, не подумав…
— Ничего страшного. — Он отправил в рот кусочек тонко нарезанного бифштекса. — Лучше скажите мне: вы всегда ужинаете как королева?
— А как ужинаете вы?
— На палубе «Трех желаний», глядя на закат, — всякий раз, когда есть такая возможность.
— «Три желания»?
— Моя красавица. Мы с ней неразлучны. Палуба — пятьдесят четыре фута. А мотор — просто зверь…
Симона удивленно посмотрела на него.
— Моя яхта, — пояснил он.
— Вы говорите о ней как о женщине!
— Можно сказать, — улыбнулся он, — она и впрямь заменяет мне женщину…
— Заменяет? Неужели рядом с вами нет настоящей женщины? — Симона неожиданно для себя задала ему этот вопрос, но почувствовала, как в груди ее все напряглось в ожидании ответа.
— Вокруг крутятся всякие… Рядом — нет.
Симона, сама не зная почему, была неожиданно рада услышать этот ответ и вовсе не испытывала желания анализировать, почему он ей понравился. Она сделала глоток вина. Уют маленькой комнаты, тихая музыка, большое мягкое кресло — все расслабляло ее. Давно она уже не чувствовала себя так комфортно, очень давно… Симона сбросила туфли и, отодвинув в сторону тарелку, откинулась в кресле. Есть ей почему-то расхотелось. Единственным голодом, который она испытывала сейчас, было желание слушать голос Блю. — Расскажите мне о вашей яхте, — попросила она.
Он лукаво посмотрел на нее:
— Никогда не расспрашивайте мужчину о яхтах или гольфе — если только не собираетесь провести с ним ночь.
— Разве мы не собирались провести этот вечер вдвоем?
— Вечер, — уточнил он. — Это разные вещи. К тому же я предпочел бы, чтобы мы поговорили о вас.
Симона нервно поежилась.
— Как вам ответить — вежливо или честно?
— Не понял?
— Вежливо — это сказать, что говорить особо не о чем. А честно — что я не хочу говорить о себе.
Взгляд Блю встретился с ее взглядом. Глаза его были полны живого, сочувствующего интереса, и Симоне показалось, что в глубине этих глаз скрыты ключи ко всем ее проблемам…
Блю тоже отодвинул тарелку.
— Я хочу, — мягко произнес он, — чтобы вы пересилили себя. Вы должны научиться говорить о себе без смущения.
Симона снова поежилась, сомневаясь, что когда-нибудь перестанет чувствовать себя неловко под взглядом Блю.
— Мою историю, — произнесла она, — довольно сложно понять.
— Не удивляюсь, — едва заметно улыбнулся он, — если учесть, что у вас такая мать, как Джозефина.
Симона инстинктивно напряглась, но, не почувствовав в тоне Блю ни злости, ни сарказма, расслабилась. Однако продолжала молчать.
— Ваша мать — потрясающая женщина, — произнес Блю. — А какой у нас с ней разговор был сегодня утром!
— Совершенно не могу себе представить, какой бы у вас мог состояться разговор.
— Потрясающий! — Он отодвинул свое кресло от стола, чтобы иметь возможность вытянуть ноги. — Особенно когда она спросила меня, гомосексуалист я или нет.
— Она вас спросила? — удивилась Симона.
— Думаете, я вас обманываю? Хотя ваша матушка великолепно умеет скрывать свои эмоции, я не мог не почувствовать, что вопрос моей сексуальной ориентации для нее очень важен. — Блю сделал паузу. Симона отвернулась. Он продолжал: — А когда она получила ответ, ее отношение ко мне заметно изменилось. Одно из двух: или я ей не понравился, или, что скорее всего, ваша мама — лютая мужененавистница.
— Она просто привыкла не доверять мужчинам. Согласитесь, что возглавлять большую корпорацию в мире, где правят бал мужчины, для женщины не просто… — Симона вспомнила, как отзывалась Джозефина о ее отце, которого она почти не помнила, о ее муже, с которым она прожила всего два года… Почувствовав комок, подступавший к горлу, она потянулась за стаканом воды.
