То, что Мари оказывалась теперь свободной, было, пожалуй, лучшей новостью из всех. Слушание по поводу ее перевода в клинику института отменено, и назначение нового срока не предусматривалось. А так как Джизус убедил доктора Томпсона, что вне больницы Мари чувствует себя хорошо, персонал, за исключением доктора Фогрела, согласился с тем, что нет необходимости возвращать ее обратно. Джис должен был обеспечить ей необходимое лечение до той поры, пока ее память окончательно не восстановится.
Девушка пыталась осмыслить свое новое положение. Вначале потрясенная неожиданным известием о вновь обретенной свободе, она постепенно стала успокаиваться. Мари была теперь хозяйкой самой себе, но у нее не было места, где она могла бы преклонить голову, денег и сил, чтобы найти работу. Быть независимой было, конечно, прекрасно, но проблемы, которые возникали в связи с этим, казались ей неразрешимыми.
Джизус размышлял, как тактичнее поговорить с Мари и предложить свою помочь в устройстве ее будущего. Он потратил три дня, чтобы продумать все варианты. Наконец нашел решение, которое считал наилучшим, однако в теперешнем положении Джис не мог на нем настаивать.
– Мари, я знаю, что ты хочешь быть независимой и скоро станешь такой, я обещаю. Но сейчас ты еще слишком слаба, чтобы трудиться. Разреши мне откровенно высказаться по этому поводу.
Девушка медленно кивнула.
– У меня есть квартира, там две спальни… Я хочу, чтобы ты переехала туда вместе со мной. Ты будешь располагать полной свободой, и я буду всегда рядом, если понадоблюсь тебе.
– Я и так слишком многим обязана тебе.
Он не счел нужным отвечать на эти слова и продолжил:
– Потом, если будет безопасно и когда достаточно окрепнешь, ты сможешь найти себе работу.
– Безопасно?
Не думая о том, что делает, Джизус привлек Мари к себе, сжимая в своих объятиях.
– Человек, который пытался убить тебя, все еще на свободе. Полиция не хотела бы, чтобы ты снова стала его жертвой. – Он чувствовал, как она дрожит. – Дорогая, я смогу тебя защитить. Чак уверяет меня, что полиция уже подбирается к этому типу. Возможно, не пройдет и нескольких недель, как они найдут его. И ты к тому времени наберешься сил и сможешь работать. А пока что тебе лучше не выходить из дома без меня. Но если ты выйдешь и столкнешься с этим маньяком, и он узнает тебя……
– О, ну то, что он сразу же узнает меня – в этом нет никакого сомнения. – Девушка поняла, что, говоря это, Джис имеет в виду то, первое покушение на нее. – Он нашел меня даже в темной больничной палате.
Бертон не сказал ни слова.
– Знаю, – покорно сказала она, – ты все еще считаешь, что тогда был только ночной кошмар.
– Я не думаю, что это играет какую-либо роль, – осторожно сказал он. – Для дополнительной безопасности я собираюсь попросить Чака поместить заметку в газете, что тебя перевели в федеральный госпиталь для выздоравливающих где-нибудь в другом штате, например в Джорджии или Калифорнии.
– В газете?
– Тогда, в ноябре, все это широко освещалось в прессе. Все, что говорил этот тип. Журналисты до сих пор время от времени запрашивают госпиталь о твоем состоянии здоровья.
Девушке хотелось найти какой-нибудь выход, чтобы избавить Джизуса от ответственности за себя, которую он возложил на свои плечи.
– А что, разве в штате не существует какой-нибудь благотворительной организации, которая призвана заботиться о таких, как я? Почему именно ты должен этим заниматься?
– Потому что я сам этого желаю. – Бертон взял ее за плечи и повернул к себе. Осторожно он убрал прядь волос у нее со лба. – Я уже слишком заинтересован в этом. Неужели ты думаешь, я могу упустить шанс увидеть тот момент, когда ты полностью выздоровеешь?
Оказавшись лицом к лицу с Джизусом, Мари закрыла глаза, поэтому прикосновение его губ к ее устам было для нее полной неожиданностью. Она ожидала совсем другого – братского поцелуя в лоб. Вместо этого невинный поцелуй быстро перерос в нечто совсем иное. Она задержала дыхание – он ласкал ее губы своими, изучал их, пробовал на вкус. Боясь пошевелиться, боясь ответить, чтобы не нарушить эту близость, Мари покоилась на руках Джиса и позволяла ему целовать себя. Это были очень короткие, очень нежные поцелуи, но они таили в себе бурное продолжение.
Когда Джис осторожно попытался языком раскрыть ее рот, она, ожидая, что он может отпрянуть, бессознательно обвила руками его шею. Вместо этого его поцелуи стали еще более настойчивыми, более горячими, и внезапно вся напряженность, все опасения исчезли. Она ответила ему со всей страстью, которую так долго подавляла. Джис целовал Мари. И в один блаженный момент все, что разделяло их, перестало существовать.
Она жадно приоткрыла рот и задрожала, когда он крепче прижал ее к себе. Ее пальцы перебирали пряди волос на его затылке, и она счастливо вздыхала, прислушиваясь к ощущениям, которые переполняли ее тело. Джизус на мгновение прервал поцелуй, и его руки заскользили по ее нежному телу. Ее возбуждение все возрастало. Она трепетала от каждого его прикосновения, зная, что нет ничего, в чем она могла бы отказать Джису. Она уже была частью его, и никакие официальные церемонии, никакие ритуалы уже не смогли бы ничего к этому добавить. Теперь Мари принадлежала только Джизусу Бертону и была уверена, что такого у нее никогда и ни с кем не было.
– Мари. – Джизус осторожно отстранился. Ее руки все еще обнимали его шею и продолжали ласково перебирать волосы, когда он внезапно опомнился. – Прости, – хрипло произнес он. – Я не ожидал, что все это так получится.
– Почему?
Мари выглядела трогательно растерянной. Она выглядела так, как будто ее целовали впервые в жизни и она все еще переживает это как потрясение. Он молча мотал головой. Слова были бессмысленны. Все встало на свои места.
– А, понятно. – Она осторожно сняла руки с его плеч. – Врач не должен целовать свою пациентку. Священник не должен целовать женщину легкого поведения. Джизус не должен целовать Мари. – Она встала. Ноги не слушались ее. Она откинула голову назад и с горечью взглянула на Бертона.
– Я буду готова, когда нужно, Джизус. Я сделаю все, как ты говоришь. Но как только появится возможность, я уйду из твоей жизни. Ева собирается исчезнуть и захватить с собой яблоко. Тогда тебе не нужно будет опасаться искушения. – Гордо подняв голову и грациозно выпрямившись, она покинула комнату.
Квартира Бертона занимала четвертую часть старого особняка. Потолки здесь были в двенадцать футов, стены украшали ореховые панели, паркетные полы – настоящие отполированные шедевры, мебель – сплошной антиквариат. Поскольку жилье считалось временным и дом частично находился в состоянии ремонта, плату брали вполне приемлемую.
