Ближе к вечеру ей почти удалось убедить себя, что ничего не случилось и что она все выдумала. Подумаешь, пару раз ее чмокнули! А она устала, перенервничала, особенно после общения с железобетонной леди Фэрфакс, и… и нуждалась в дружеском участии! Вот и приняла это самое участие за нечто другое.
Вечером Генри пошел в клуб, и Эбби свободно вздохнула. Хорошо, что сегодня собрание членов клуба! Генри так поглощен работой, что немного отвлечься ему не помешает. Да и у нее скопилась уйма дел…
Однако, поразмыслив, Эбби принялась за дела, далекие от подготовки к началу занятий в школе и приготовлениям к свадьбе. Собрала вырезки из газет, отложенные для женского приюта, и рассортировала по темам. Выстирала одежду, которую намеревалась отвезти в дом престарелых, отобрала книги для букинистического магазина.
Пересмотрела припасы косметики и парфюмерии — она собирала все это для женского приюта, — записала на листок, что еще купить, и добавила кое-что из собственного арсенала. Потом приняла душ и легла в постель. Было еще довольно рано, но выключать свет Эбби не стала. Вдруг Генри надумает заглянуть к ней после собрания в клубе?
Словно выполняя долг, припомнила все положительные качества Генри, перебрала все доброе, что он ей сделал, и начала засыпать. Дай Бог, чтобы Пол ей не приснился хотя бы сегодня!
Но он конечно же приснился. Потом Пол куда-то исчез, и муть неприятных воспоминаний начала обретать форму. Даже во сне ее сознание пыталось их подавить, но увы! Словно наяву она вновь почувствовала едкий запах горелой травы, услышала смех, музыку и невнятный мужской голос. И вновь ощутила вкрадчивое прикосновение чужой руки к низу живота…
Повернувшись на живот, Эбби, несмотря на июльскую жару, натянула на голову простыню. Нет, ничего этого никогда не было! — убеждала себя она. Все это только плод ее воображения. Просто дурной сон. Привязался к ней и никак не отстанет. Впервые Эбби приснился этот кошмар незадолго до того, как родители отправили ее жить к бабушке.
Сначала Эбби отказывалась жить отдельно от семьи и не хотела признавать строгую старую женщину с ее жесткими правилами поведения. Зато в чопорном доме бабушки ей постепенно перестал сниться этот сон. И хотя жилось ей там по-разному, со временем кошмар совсем забылся.
Каждый вечер перед сном бабушка говорила:
— А теперь поблагодари Господа за все.
И Эбби послушно опускалась на колени рядом с узкой белой кроватью в своей комнатке прямо под крышей и, сознавая свой долг, благодарила Небеса. За жареного цыпленка и кекс с миндалем, за настоящее платье, купленное в универмаге вместе с чулками и туфлями в тон. За то, что библиотека совсем рядом, на соседней улице.
И за то, что она живет в настоящем доме, а не в заброшенном сарае, кое-как приспособленном под жилье. И в отдельной комнате, а не с толпой людей, которые, как казалось ей в детстве, то внезапно появляются в ее жизни, то вдруг так же внезапно уходят из нее. Откровенно говоря, порой она тосковала по прежним, суматошным дням, когда она была общим ребенком и у нее не было никаких обязанностей. Что ни говори, свобода — штука притягательная…
Но с возрастом Эбби поняла: по-настоящему свободных людей нет. И надо уметь довольствоваться тем, что у тебя есть. Значит, надо быть благодарной судьбе за то, что она послала ей порядочного мужчину. И бабушка наверняка бы одобрила ее выбор. Мелани Симонз свято верила, что мир стоит на трех китах: порядок, уважение и ответственность. А вежливость и приличия — клей, который связывает людей воедино. Да, несомненно, Генри и Мелани Симонз во многом очень похожи.
— Бабушка, где ты там? Не волнуйся за меня, — шепнула Эбби в душную тьму ночи. — У меня все хорошо.
И вдруг ни с того ни с сего подумала: а что бы сказала бабушка о Поле Флинте?
На следующее утро, когда Эбби еще была в пижаме и прочитала лишь первую полосу газеты, в дверь постучал Генри.
— Входи, не заперто! — крикнула она.
— Эбби, не надо оставлять дверь открытой.
— Знаю. Просто забыла накинуть крючок, когда ходила за газетой.
Генри поцеловал ее в лоб, выпрямился и поправил календарь на двери.
— Прости, что я так рано, но мне нужно с тобой поговорить.
Эбби старалась не сравнивать благопристойный чмок жениха с поцелуем Пола. На миг ей захотелось кинуться Генри в объятия и попросить поцеловать ее по-настоящему, но она передумала, а то еще рубашка у него помнется…
— Хочешь кофе? — предложила она. — А я пока оденусь.
Рядом с Генри — в строгом костюме с галстуком и накрахмаленной белоснежной рубашкой — она чувствовала себя помятой и неопрятной. Одним словом, в неподобающем влюбленной невесте виде.
Хотя Генри на влюбленного жениха тоже не слишком похож. Едва Эбби вернулась, наскоро накинув поверх пижамы желто-белый льняной халатик, он завел свое:
— Эбби, мама решила к нам приехать.
При упоминании будущей свекрови желудок Эбби, переполненный хлопьями, щедро сдобренными медом, арахисом и шоколадным молоком, свело судорогой.
— Как мило… — промямлила она, так и не сумев выдавить улыбку.
Генри прошелся по тесной кухне, поправил клапан кармана на пиджаке и снова повернулся к ней.
— Да, я тоже рад. Ее волнение вполне объяснимо. Ведь дом пока еще на ее имя, понимаешь?
— Нет, — честно призналась Эбби.
— Только пойми правильно, — торопливо добавил он. — И не обижайся. Дело не в том, что мама не доверяет твоим хозяйственным способностям. Просто она стареет. И хочет собрать вокруг себя семью. Особенно сейчас, когда Флоренс снова развелась и надумала вернуться в родные края.
Флоренс. Как же она забыла! Сегодня приезжает сестра Генри. Проклятье!
— Насколько я поняла, леди Фэрфакс решила покрасить дом и вообще привести все в порядок. Значит, нужно подготовиться к ремонту, упаковать вещи и все такое… А когда она приедет?
— Эбби… дорогая, боюсь ты меня не поняла. Согласись, дом такой большой, что… Ведь его и строили для большой семьи, но когда отец умер, Флоренс было десять, и… ну, раз жизнь так распорядилась… Мы думали, то есть Кэтлин и я надеялись… — Краска залила его бледное лицо, и он зачем-то подтянул безупречный узел серого в строгую полоску галстука. — Впрочем, подобный разговор в данных обстоятельствах едва ли уместен. Короче, я хочу сказать, что…
В животе у Эбби забурчало. Наверное, все дело в арахисе. Арахис и шоколад — ее слабость. А сегодня она явно злоупотребила ими!
— Эбби, мама будет жить с нами.
На этот раз желудок взбунтовался всерьез.
— Генри, извини! — выпалила она и опрометью кинулась в ванную.
