— Видела? — спросила Салли, изобразив на лице саму невинность.
— Довольно трудно не заметить обожание в его огромных коровьих глазах!
— У коров не бывает голубых глаз! Кроме того, — добавила Салли, и ее взгляд стал хитрым, — это щенячий взгляд! Он напоминает мне, что Дункан страдает по тебе!
Пульс у Брук зачастил. Она осторожно положила карандаш на стол.
— Дункан в принципе не знает, что такое страдать! Это требует чувств. Кроме того, мы только раз поце… — Она оборвала собственное признание.
— Ты с ним целовалась?! И не сказала мне? — Салли оперлась обеими руками о стол Брук и наклонилась так низко, как только могла. — Когда? Где? Как? Я хочу знать подробности, Брук Бейли!
Хорошо, что Брук любила свою напористую подругу. Иначе той бы не поздоровилось.
— Один поцелуй. В губы, в нише, под омелой, на второй день Рождества!
— Ты поймала его под омелой?
— Пожалуйста! — Брук затравленно глянула на подругу. — Мне не нужны дешевые приемы!
Салли выгнула бровь.
— Не критикуй дешевые приемы, пока сама не испробовала их!
Улыбка все-таки прорвалась. Настроение подруги иначе как заразным назвать было нельзя.
— Как у вас с Джеймсом?
— Настолько хорошо, что в это трудно поверить! — Салли плюхнулась в одно из кресел, обитых голубым плюшем. — Почему ты столько ждала, чтобы соединить нас?
— Если честно, то до тех пор, пока я в то утро не увидела вас обоих в прихожей, мне эта мысль даже в голову не приходила!
Выражение лица Салли стало задумчивым.
— И почему же она все-таки пришла тебе в голову? Знаешь, я словно переживаю период второй юности. До этого я была слишком взрослой, чтобы получать удовольствие от первого сближения. — Салли вздохнула. — Я еще никогда так замечательно не проводила время!
— Тогда то, что ты переживаешь, определенно нельзя назвать второй юностью! — Брук внимательно всматривалась в блестящие глаза Салли. — Тебе не хватает праведной тоски, мучений, страданий, бессонных ночей. Ты краснеешь?
— Я? Краснею? Вряд ли, — буркнула Салли, краснея еще больше.
— Значит, так оно и есть, да?
Салли кивнула.
— А теперь я хочу услышать о Дункане!
— Рассказывать-то особенно нечего.
— Можешь начать с поцелуя!
Разве все на свете не начинается с поцелуя?
— Это случилось неожиданно.
— Все самые лучшие поцелуи всегда случаются неожиданно, — заметила Салли.
— В этом ты, конечно, эксперт, — отпарировала Брук.
— До недавнего времени я им не была!
— Я тоже, — призналась Брук. — До недавнего времени.
До недавнего времени ее ни разу не целовали так, будто она была единственной надеждой мужчины. А то, что ее поцеловал человек, с которым они едва знакомы, человек, который спрятал свои чувства от всего мира…
Дункан, такой далекий от той жизни, к которой она всегда стремилась… Больше для нее ничто не имело значения.
— Итак, теперь мой черед спрашивать, а твой — отвечать!
Брук подняла взгляд.
— Мне кажется, что… что теряю над собой контроль.
Это было чувство, в котором она с трудом отдавала себе отчет. Оно поглощало все ее мысли, осложняло ее жизнь.
Салли задумалась.
— Гмм. Теряешь контроль? Я бы сказала, это очень точная оценка!
— Да что ты об этом знаешь?
Салли засмеялась.
— Ты такая же сумасшедшая, как я! А теперь пойдем на ленч. Отвлекись от работы.
На самом деле Брук надо было отвлекаться не от работы.
— Конечно. Почему нет? Только бы не было этих разговоров о Рождестве!
Салли сделала большие глаза.
— Ты не хочешь говорить о Рождестве?
— Сегодня я даже думать о нем не хочу!
— Бьюсь об заклад, женщины созданы для того, чтобы сводить мужчин с ума!
Дункан смотрел в дальний угол ординаторской, где Джеймс распростерся на казенной виниловой кушетке, заслоняясь рукой от верхнего света.
— Наконец-то ты это понял, не так ли?
— Нет, я уже давно это понял. Только, конечно, не представлял, до какой степени.
— Салли? — спросил Дункан, твердо решив удержать разговор на обсуждении любви Джеймса, а не своей собственной — что было вовсе не любовью, а просто одержимостью, даже безумием.
Джеймс вздохнул.
— Я не могу поверить, что все произошло так быстро! Что бы это ни было.
— Вы что, встречаетесь? — спросил Дункан.
— Да. Полагаю, это можно назвать и так.
Дункан бросил взгляд на кушетку.
— Значит, вы с нею появляетесь в свете?
Джеймс встал с кушетки.
— Мы несколько раз обедали и завтракали. Пару раз были в кино. Один раз в театре.
— И… она единственная?
— Я больше ни с кем не встречаюсь.
— А ты хочешь? С кем-нибудь встречаться?
— Нет. Я не хочу больше ни с кем встречаться, — спокойно ответил Джеймс.
Дункан налил себе кофе.
— Ты уверен?
— На сегодняшний день? Да. Уверен. Абсолютно уверен. Я думаю только о Салли.
Дункан отхлебнул кофе.
— Может быть, тебе вообще ни о чем не надо думать, кроме работы? — сказал он, не уверенный, кому из них нужен этот совет.
— Это странно, но то, что Салли думает о…
Дункан оборвал его:
— Не надо, Джей!
— Что не надо?
— Позволять себе отвлекаться от своей цели.
— А кто сказал, что я отвлекаюсь от своей цели?
Дункан пожал плечами и поднес к губам пластмассовую чашку.
— Это то, на чем ты сосредоточен. Тебе уж решать, как это называть.
— Я проделаю тот же путь, но не в одиночестве. — Джеймс посмотрел Дункану прямо в глаза. — Тебе тоже надо об этом подумать. — Он сделал шаг по направлению к двери, потом остановился. — Расскажи мне о подарках. Как это все происходит?
— Рассказывать тут особенно нечего. Еще три дня, и все кончится, — сказал Дункан, не желая обсуждать этот вопрос даже с другом.
Джеймс кивнул.
— Зато я признаюсь. У меня свидание в итальянском ресторане с одной по-настоящему горячей блондинкой.
Он похлопал Дункана по спине и ушел.
Дункан посмотрел на захлопнувшуюся дверь, а потом на свой кофе.
Дожили! А этого не должно было случиться. Клятву в третьем классе он дал вовсе не легкомысленно. Он всегда был старым и циничным, даже в столь юном и невинном возрасте.
Его учителя твердо решили, что Дункан Кокс трудный ребенок. Остальные дети прозвали его зазнайкой. Кроме Джеймса. Он ценил то, что Дункан хорошо играл в бейсбол, не говоря уж о том, что тот ловил каждую бешеную подачу Джеймса.
На остальное Джеймс Маккей не обращал внимания.
Игра в одной бейсбольной команде положила начало дружбе, прошедшей испытание беговой дорожкой и футболом, колледжем и женщинами.
