— Как это зачем?
— Зачем ты собиралась замуж за Эдварда? Что тебя в нем привлекало?
Подобный цинизм сбил ее с толку, и она внимательно обдумала ответ.
— Он был добрый, нежный, надежный…
— Как преданная собака. И это все?
От его язвительного тона краска бросилась ей в лицо. Осторожно поставив свой бокал на стеклянную крышку тростникового столика рядом с софой, она откинула волосы и вызывающе уставилась на спокойное лицо Люка.
— Я вовсе не обязана перед тобой отчитываться, оправдываться или откровенничать!.. — начала она ледяным голосом, но Люк насмешливо покачал головой.
— Ты чего так завелась? Ведь вопрос-то чрезвычайно прост. Если, конечно, тебе нечего скрывать или стыдиться.
— Прекрати, Люк! Я не понимаю, куда ты клонишь, но мы с Эдвардом были очень близки, мы любили друг друга, у нас было много общего, и мы одинаково думали о семейной жизни…
— Что именно?
— Что брак — это навсегда! Брак всегда с тобой, и над ним надо постоянно работать. Для большинства мужчин жена — это только неплохой аксессуар, который потом, по мере необходимости, можно сменить на более совершенную модель. Женщины же хотят чего-то более стабильного, уверенности в завтрашнем дне…
— Не все женщины, Верити.
Он сказал это с каким-то мягким упреком, и она сердито скрестила на груди руки, догадываясь, куда он сейчас нанесет ей удар.
— Ты, видимо, искала тихую заводь, ни к чему не обязывающие отношения, прикрытие для последующих невинных любовных приключений, так ведь?
— Что? — кровь отхлынула от лица, но уже в следующую секунду, поняв его холодный намек, она опять побагровела. — Люк, как ты смеешь? Только из-за того, что…
— …что у меня есть основания для подобных допущений? — безжалостно закончил он за нее. — Как жаль, что я не похож на Эдварда, Верити. Добрый, нежный, надежный… и доверчивый?
— Я понимаю, что ты тогда обо мне подумал, — пробормотала она дрожащим от злости и ощущения собственной вины голосом. — Поверь, у меня тогда было какое-то помрачение рассудка… В первый и последний раз в жизни! Я была предана Эдварду до мозга костей! Наш брак обещал быть счастливым. Я всю жизнь была бы ему верна, как и он мне…
— Красиво сказано. Какая идиллия и какая проза! Вся эта надежность, уверенность, стабильность… и без любви? Без страсти? — прервал он ее с мягкой насмешкой.
— Ты ошибаешься, — возразила она, пытаясь держать себя в руках. — Нет ничего прозаического в желании быть уверенной в завтрашнем дне. И я любила Эдварда!
— Неправда. Эдварда ты никогда не любила. Если бы ты его любила, в тот вечер между нами ничего бы не произошло, — спокойно заявил Люк.
— Люк, это удар ниже пояса! Какое ты имеешь право говорить о любви? Кто еще так мило обошелся со своей женой? — задыхаясь, выпалила она.
В последовавшей звенящей от напряжения паузе все звуки, казалось, усилились — шум вентилятора на потолке, стрекотание цикад, далекая музыка меренге и шум прибоя возле террасы.
— С моей бывшей женой? — спросил он наконец угрожающе спокойно. — А что ты знаешь о моей женитьбе, Верити? Кто тебе об этом рассказывал? Эдвард?
Верити замотала головой.
— Нег, Эдвард тут ни при чем.
— Тогда кто же? — Его глаза излучали холод.
Она тревожно пожала плечами и попыталась еще раз встать на травмированную ногу, но сморщилась от боли, хотя и не такой острой, чтобы не позволить ей ходить. Но вот выйти из комнаты с достоинством ей явно не удастся. Вновь ее охватило отчаяние. Черт бы побрал эти золотые босоножки! Из-за них она оказалась теперь в плену у собственной гордости. Как на каком-нибудь допросе…
— Теперь уже и не припомню. Кто-то во Флориде в прошлом году. Но какое это имеет значение?
— Имеет, поскольку мне хотелось бы знать, кто перемывает мне косточки и распускает слухи о том, что я плохо обошелся со своей бывшей женой.
— Будь у тебя возможность, ты бы все отрицал! Но мне, честно говоря, вся эта история показалась вполне правдоподобной. Ведь твоя жена даже заболела!
Глаза Люка превратились в две сверкающие щелки. Верити судорожно сглотнула, но продолжала:
— И настолько серьезно, что уже не могла тебя удовлетворять как жена. Скажешь, не так? Тогда-то ты и развелся и очень благородно предложил оплачивать расходы по уходу за ней. А как же клятвы быть вместе «в здоровье и боли»? Слишком уж много хлопот, да? Так за борт старье, и поищем себе что-нибудь новенькое, и плевать мы хотели на шумиху вокруг этого дела! Что, скажешь, неправда?
Смуглое лицо Люка побледнело, а весь он стал таким угрожающе холодным, что, услышав голос Эллиота, Верити с облегчением вздохнула.
— Верити, я спросил в отеле, и мне сказали, что ты здесь! — объявил он, входя в гостиную. — Ты сбежала, даже не попрощавшись! Как так можно? Боже правый, человек летит к черту на кулички, только чтобы тебя повидать, а ты…
Увидев повязку на ее ноге, он нахмурился.
— Что с тобой? Дотанцевалась? Вот с этим самым приятелем? — И он бросил на Люка уничтожающий взгляд.
Люк медленно поднялся со стула, возвышаясь над Эллиотом на добрых четыре дюйма. Кривая ухмылка на его губах не предвещала ничего хорошего. Самодовольное выражение как-то само по себе потихоньку сошло с лица Эллиота.
— Лично я убежден, что, танцуя с вами, Грозвенор, Верити подвергалась значительно большей опасности. Кстати, вас сюда никто не звал. И я бы посоветовал вам выйти вон.
— Что? Что? — Глаза у Эллиота вылезли из орбит, и он смотрел на Люка с таким ошарашенным видом, что при других обстоятельствах Верити просто покатилась бы со смеху.
— Эллиот, только не сейчас… — начала она устало, поднимаясь на ноги и держась за спинку софы. — Давай оставим разговоры на завтра.
— Погоди-ка… — пробормотал он, переводя взгляд с раскрасневшихся щек Верити на бесстрастное лицо Люка. Затем добавил: — Я что-то не понимаю, между вами что-то есть?
— Нет, между нами ничего нет и, честно говоря, Эллиот…
— Вы слышали, что вам сказала молодая леди? — резко вмешался Люк. — Так что либо поищите себе какое-нибудь другое развлечение, либо смените отель!
— Послушайте, — вскричал Эллиот, — такого оскорбления мне еще никто никогда не наносил.
Люк далеко не ласково выпроводил Эллиота из комнаты. Когда же вернулся, внешне все такой же невозмутимый, но со злорадным блеском в глазах, Верити кипела от возмущения.
— Твой друг совсем забыл о том, что пересек несколько часовых поясов, — сказал он, небрежно растягивая слова и глядя на ее сжатые от ярости кулаки.
— По всему видно, что тебе доставляет удовольствие оскорблять людей. Ты со всеми своими клиентами так обращаешься? — начала она запальчиво.
