— Когда он успел? — не понимаю я, хмурясь и пытаясь представить Тимофея с ножницами или ножом, совершающего такое мелкое вредительство. А вдруг он у меня в комнате подобное сделал? Неосознанно хватаюсь за свои лямки платья. Вроде целые.
— Пока мы на отдыхе были. Всё настроение испортил, гадкий мальчишка! Ну ничего, в Лондоне перевоспитается, вернется нормальным человеком…
Лондон? Какой Лондон? В смятении гляжу на сестру, пытаясь понять, о чем она говорит. Тимофея отец отправит за границу? Зачем?
— В Лондон? Что там в Лондоне?
— Учиться он там будет, раз здесь не может себя нормально вести! Хоть дышать сможем в этом доме спокойно! — бравирует сестра, явно радуясь этому событию.
А я? Что испытываю я? Облегчение? Радость или грусть? Сама не понимаю, лишь держусь за живот, как будто таким невольным жестом хочу поддержать своего ребенка, чей отец скоро исчезнет из нашей жизни. И тут приходит понимание, что я так или иначе ждала, что он признает свое отцовство. Хоть и боялась этой минуты, но всё же не хотела, чтобы Тимофей никогда не узнал правду…
— А теперь в больницу! Не обсуждается! — слышим мы все окончание разговора Тимофея и его отца. Непререкаемый тон Павла Петровича звучит от дверей кабинета, и вся шумная родня бросается туда, узнать, что же происходит.
Я сижу на месте и почти не слышу, что говорят. Стоит такой шум и гам, что невозможно понять. Да и Тимофея я не вижу, его заслонили родственники. Но внутри колотится мысль: «Он уедет, он уедет, надолго уедет».
А вот бы встать сейчас и сказать, что я беременна от него! Что никуда он уехать не может, а должен принять на себя отцовство. Но так я, конечно, скажу лишь в своих мечтах. Ведь проблема в том, что Тимофей ничего не помнит.
— У меня всё нормально! — наконец прорывается сквозь гам голос Тимофея. — Я не поеду в больницу.
— Тогда надо вызвать врача, сюда! — причитает Нонна.
— Мама, сядь, мы сейчас тебе врача вызовем! Всё с этим оболтусом в порядке, — успокаивает ее Павел Петрович, крепко держа за плечи и усаживая на диван. — Он сейчас извиняться будет за свое поведение, а потом пойдет в свою комнату отдыхать. А утром начнет помогать сестре со свадьбой, да, Тимофей?
Исаев непокорно сжимает губы, но всё же после нескольких минут покаянно смотрит на бабушку, сквозь зубы бормочет какие-то дежурные извинения. Не знаю, как Нонна, а я бы им не поверила, но она настолько очарована своим внуком, что бросается его обнимать и жалеть.
— Вот почему он такой избалованный, — шепчет мне сестра на ухо, — гляди-гляди, как не надо детей воспитывать, вот такие барчуки вырастают. Ну ничего, в Лондоне ему придется без папочки становиться самостоятельным.
— Мы с Тимофеем обо всем договорились, он остается дома! — словно переубеждая Эляну, с улыбкой говорит Павел Петрович, оглашая басом гостиную и вызывая всеобщий вздох облегчения. — У нас были некоторые разногласия, но мы их разрешили, правда, Тимофей?
— Да, папа, — снова вроде как покаянно бормочет Тим, но в глазах море непокорства. Разве никто не видит? Как они все обманываются его виноватым видом? Почему-то мне кажется, что он просто играет какую-то роль.
— Денек Тимофей отлежится, а потом, Вероника, они с Варварой помогут тебе со свадьбой, все-таки это лучше, чем просто бездельничать на летних каникулах.
— Да, папа, — и опять фальшивое согласие, а потом Тим бросает на меня взгляд, от которого я словно покрываюсь инеем. Ощущение, будто меня в воду холодную бросили. Неужели он на мне отыграется за то, что его приструнили? Ведь это именно я буду рядом во время организации свадьбы. Как же это всё будет происходить?
— Кивни, — шипит сестра мне в ухо, больно стискивая пальцы, — чего стоишь как столб, Варя… Тебя же в семью принимают.
«В семью?» — спрашиваю я себя. Вот очень в этом не уверена.
Но, к счастью, никакого знака согласия от меня не требуется, никто не спрашивает, что я думаю по поводу объявленных планов. Наконец неловкая и громкая сцена заканчивается, и часть родственников уходит по домам, а оставшиеся с облегчением выдыхают. По крайней мере, я делаю именно так, желая спрятаться в своей комнате.
— И последнее, — задерживает нас Павел Петрович, снова хмуря брови. — Тимофей хочет кое-то сказать Эляне. Правда, сын?
Воцаряется могильная тишина, в которой так хорошо слышно шумное дыхание Тима, что у меня перехватывает дыхание. Его злость распространяется ощутимыми волнами. На Эляну, на меня. В напряжении стою на месте, по-глупому желая спрятаться за сестру. А она с довольным видом выступает вперед. Это момент ее триумфа. Утверждение власти над ситуацией.
— Я слушаю, — медленно проговаривает она, а Тим молча сжимает губы, испепеляя ее взглядом. Меня бы такой взгляд сжег дотла, сестре же всё нипочем.
— Тимофей! — поторапливает его отец, и тот аж кулаки сжимает.
— Из-ви-ни, — цедит по слогам. — Сожалею, что испортил твои тряпки.
— Вот, оказывается, не так сложно жить мирно, да? — хлопает его отец по плечу, а Тимофей нервным движением сбрасывает его руку и стремглав устремляется по ступенькам вверх.
— Ну и денек! — ерошит его отец волосы и уходит в кабинет, сестра семенит за ним следом. Остаюсь одна, пошатываясь на месте от нервного перенапряжения и усталости. Действительно, ну и денек. Что же будет дальше? Неужели Тим станет мягким и послушным мишкой и мы вместе будем готовить свадьбу?
Глава 9
Варя
Наутро спускаюсь в столовую. Убеждаю себя, что если идти медленно, не раскачивая тело, то тошнота будет меньше. Когда-то же она должна пройти, как и боль в деснах, которая наконец оставила меня в покое. Вернулся аппетит. Иду на запах еды, как охотник за дичью, с намерением слопать слона. Молюсь про себя о том, чтобы Тима не было за общим столом, но он же теперь послушный папин сынок, сидит тут как тут. В белой футболке, с чистыми, еще влажными волосами после душа.
Мое внимание сужается до узкого тоннеля, отрезая всё лишнее. Вижу только его. Любуюсь, пока он не замечает, благородным профилем, красивым лицом, упрямой линией рта… Кто бы знал, как мне трудно находиться с ним в одном пространстве.
Останавливаюсь как вкопанная, тело по инерции идет вперед, а я сама думаю повернуть назад. Но не успеваю. Меня заметили. Попалась.
— Варя, ты как раз успела к завтраку, проходи, садись.
Сестре вторит ее супруг:
— Да-да, присаживайся, Тимофей, поухаживай за Варварой.
Злые глаза впиваются в меня. Было бы проще, не навязывай меня Павел Петрович сыну. Знаю, что он ничего плохого не хочет, не вкладывает в свои слова никакого умысла. Просто хочет, чтобы сын был вежлив и обходителен с «родственницей». Но мне от этого не легче.
Все чинно сидят за столом, делая вид, что вчерашней сцены не было. Лишь ссадины на руках и синяки на лице Тимофея напоминают о том, что то был не обычный день. Всё могло измениться, он мог уехать за границу или попасть в тюрьму. Вместо этого со скрипом и злобой выполняет папины поручения. И что-то я не слышала, чтобы вызвали врача. Неужели он совсем не заботится о своем здоровье?
— Мы как раз обсуждали планы на сегодня, — не замечая сгустившейся атмосферы, сообщает муж сестры. — Эляна задумала поход по магазинам. Здесь я вам не помощник, конечно, но думаю, все женщины любят шопинг?
Не все. Я не люблю. С окаменевшей спиной сажусь на стул, почти ничего не слыша, ведь позади Тимофей, держит спинку. Ощущаю его всем телом и слышу шумное дыхание. Настоящий огнедышащий дракон. Не дай бог, я коснусь его рук хоть краешком спины! Даже просто ухаживая за мной, он не перестает быть угрозой.
— Варе скоро понадобится новая одежда.
Вот так ненавязчиво сестра напоминает о том, что я беременна. Но обходит острые углы и не кидает обвинения в сторону Тимофея, кто испортил ее вещи.
Склоняю лицо в тарелку и тихонько ем, стараясь быть незаметной.