Именно он проводил миссис Малленпорт и Хестер в аэропорт. Перед отъездом он закончил диктовку и только затем, чтобы посыпать соль на рану, попросил меня снова повторить правильную комбинацию цифр шифра.
— На обратном пути загляну в клинику, поболтаю с Евой, — сказал он мне. — Но на встречу по вопросам помощи в кабинете его превосходительства вернусь в одиннадцать тридцать, hora inglesa.
Он слабо улыбнулся, словно ожидая, что я повторю последние два слова и улыбнусь в ответ. Но я воздержалась.
Из окна кабинета Евы, сквозь листья ее растений, я наблюдала, как он непринужденно садится в официальный автомобиль и приветственно улыбается водителю. Затем он заметил индейца с полной тележкой золотых роз. Мистер Фицджеральд согнул палец и индеец принес огромный букет. Еве или Хестер? — подумала я. И вернулась к своей горе бумаг.
Я видела, как он приехал обратно — конечно, вовремя. И пока встреча не прервалась на завтрак, я остро ощущала его присутствие за дверью.
Я думала, присоединится ли он к нам за нашей уже традиционной тарелкой холодного салата в кофейной напротив. Но первый секретарь исчез в канцелярии, и я не видела его, пока он не появился в шесть, чтобы подписать отпечатанные мной письма.
— Вы обедаете одна? — осведомился мистер Фицджеральд со своего рода официальным беспокойством короля замка.
— Нет, — отрицательно покачала головой я.
Там будет Чико, поэтому это не было прямой неправдой, а только умолчанием, чтобы поддержать мою гордость, но я знала, Джеймс Фицджеральд думает, что у меня свидание, и видела его мысленные прикидки, кто это может быть и подходящий ли он эскорт.
— Хорошо, только не слишком опаздывайте, — сказал он, хмурясь. — Вам известно, что мы работаем в субботу утром?
— Да.
— Тогда увидимся завтра.
Он коротко пожелал мне спокойной ночи, но перед тем, как оставить мой кабинет и удалиться за ворота канцелярии, добавил к моему удивлению:
— Да, кстати, не занимайте завтрашний вечер.
Когда субботу утром я пришла в посольство, мистер Фицджеральд уже снова был за воротами канцелярии. Я чувствовала себя особенно свежей и отдохнувшей. Накануне я рано легла спать после поданного Чико легкого ужина. Утро выдалось изумительно прекрасным. Заделов в работе не оставалось. Даже растения Евы, кажется, отвечали на мою заботу. Я начинала чувствовать себя хозяйкой ситуации. Естественно, меня заинтриговало прощальное замечание (или, скорее, прощальный приказ) мистера Фицджеральда. Но что бы оно ни означало, я откажусь.
Он позвонил мне почти немедленно. Мы обменялись приветствиями, и первый секретарь начал диктовку, которая продолжалась около часа. Затем он отодвинул папки, повернул стул ко мне и сказал:
— Сейчас перейдем к довольно утомительной теме.
Я глядела в сторону, но его голос звучал так, словно он сдерживал улыбку.
— Сегодня вечером, — продолжал он. — Этот прием.
Он подал мне карточку с золотым обрезом, подобную сотне, которые я уже видела на той неделе и которые имели надпись почерком Евы: «Принято».
Эрнандо Комек, министр культуры, имеет честь пригласить мистера Фицджеральда и сопровождающее лицо на прием, который состоится в 8.00 вечера субботы во Дворце культуры.
Я читала, перечитывала приглашение и ждала. Я скорее чувствовала, чем видела, что мистер Фипджсральд смотрят на меня с надеждой. Где-то глубоко внутри я чувствовала странную смесь разочарования и негодования.
Думаю, он тоже ощутил мое настроение. Его тон стал холоднее.
— И сопровождающее лицо, — многозначительно произнес он. — Это означает присутствие жен.
— Да, — ответила я с таким же каменным выражением лица.
— Обычно меня сопровождают Хестер или Ева. При их неизбежном отсутствии мантия, боюсь, падет на вас.
Он не пытался подсластить пилюлю. Никакой попытки замаскировать факт, что эта обязанность столь же неприятна ему, как и мне. Иначе я бы не возражала так сильно.
Я сердито подняла взгляд.
— Не пойду, — резко сказала я. — Более того, — я встала, чтобы придать своему вызову некоторую физическую сущность, — не имею ни малейшего намерения. — Краска негодования залила мое лицо. Мой голос возвысился, я почти топнула ногой. — Я никуда не пойду как третий выбор! — Но на самом деле я сердилась не поэтому, не так ли? Конечно же только из-за необходимости идти куда-то с этим невыносимым, несносным, жестоким человеком.
Неторопливо, даже подчеркнуто медленно мистер Фицджеральд встал и навис надо мной.
— Вы пойдете, мисс Брэдли, — медленно произнес он, не повышая голоса, — и точка. Извините, что вам не нравятся обстоятельства, — мне тоже, но нам остается только смириться. Прием вас заинтересует. Он расширит ваш кругозор. Многие девушки отдали бы все ради возможности попасть на него. — Он поднял обрамленную золотом карточку и держал ее между большим и указательным пальцем.
— Дело не в приеме, — воскликнула я, сжимая кулаки.
Он бесстрастно взглянул на меня, затем мягко сказал:
— Вижу.
Я видела, как еще раз твердый рот напрягся, сдерживая то, что, я знала, будет проклятием. Я знала, он собирается сказать, что моя компания его тоже не прельщает. И это знание оскорбило меня еще больше.
— В любом случае мы очень мало будем видеть друг друга. Вы будете говорить главным образом с дамами. Я уже сказал Чико, что ужин вам не потребуется. На этих приемах всегда много еды, и невежливо не есть. Я подберу вас у резиденции ровно в семь тридцать. Помните мои слова о hora inglesa.
Он открыл для меня дверь кабинета. Я все еще упиралась. Но знала, что проиграла.
— Я иду, — сказала я, чтобы пролить бальзам на свою гордость, — только по долгу службы.
— Это относится к нам обоим, — холодно согласился он.
— Вы невыносимы! — внезапно взорвалась я. — Вы получили слишком много власти слишком рано!
— А вы, дорогуша, слишком долго не пробовали отцовского ремня.
Он энергично закрыл за мной дверь, словно очень хотел исправить это упущение прямо здесь.
Я готовилась, словно к сражению. В полдень вымыла волосы и высушила их на солнце. Надела выбранное мной длинное платье — легкий выбор, потому что привезла всего два. Хлопчатобумажное, василькового цвета, с небольшими белыми цветами. Приталенное, как платье Хестер, без рукавов, но с квадратным вырезом, не декольтированное, с белой кружевной каймой по всей юбке и вокруг шеи. Я надела жесткую нижнюю юбку, волосы падали естественными волнами вокруг лица.
Я тщательно и не чрезмерно наложила косметику. Спрятала в небольшую вечернюю сумочку пудреницу, расческу, помаду и пару монет. В семь двадцать пять накинула на плечи подаренной матерью на прошлое Рождество бархатный плащ. Затем дожидалась на лестничной площадке, пока ровно в семь тридцать не раздался дверной звонок.
