Калли почувствовала изжогу от этой мысли. Это так сложно. Для нее. Надо рассчитать удар, чтобы наверняка оглушить, но не убить. А руки у нее уже сейчас трясутся. Боже, за что ей все это? Она снова взялась за булыжник. Ей надо его ударить! Стиснула зубы, замахнулась и… Старк перехватил ее руку.
Он вышиб камень, опрокинул Калли на спину, вдавив песок. Мелкие камешки впились в кожу как стекла, перед глазами раскинулось небо, которое заслонили потемневшие глаза Лукаса.
— Ты хотела меня убить, милая? — Шелестящий голос Старка был страшен, выражение лица — еще страшнее.
Калли очень-очень пожалела, что сделала эту попытку.
— Только оглушить, — прошептала она.
Старк выругался и пару раз ее хорошенько встряхнул — так, что у нее захрустели кости и клацнули зубы.
— Спасибо за милосердие, мисс Саймон. Но я не так милосерден, и ты получишь сполна. Ты меня достала своими побегами!!!
Старк за шкирку поволок ее к машине. Швырнул в джип и включил зажигание. Все вещи остались лежать на берегу, включая чудесную шляпу. Ночью их наверняка поглотят штормовые волны. Шляпу было безумно жаль…
Машина яростно сорвалась с места, оставив позади себя высоченный столб взвившейся пыли.
Калли, завалившись куда-то в угол на заднем сиденье, молча глотала едкие слезы. Она очень хотела, чтобы все сложилось иначе.
Но уже не сложится…
Джип с пронзительным визгом затормозил во дворе. Со стороны шумящего океана наползали густые, как сливовый джем, сумерки. Старк вытащил из машины заплаканную Калли и сильными толчками в спину погнал ее перед собой в дом. Через пару секунд она уже перешагнула порог своей темницы, а еще через мгновение — лежала на кровати, а Старк прикручивал ее заведенные за голову руки к декоративным элементам изголовья.
Вопрос «Зачем ты это делаешь?» застрял у нее в горле.
Все происходящее опять напоминало какое-то жуткое кино, плохо смонтированное. Его совершенно не хотелось досматривать до конца — у этого фильма хеппи-энда точно не будет.
Калли тихонько всхлипнула. Сквозь пелену слез Старк казался какой-то темной колеблющейся тенью. На языке возникали и пропадали клочки нескладывающихся фраз. Не хотелось ничего говорить. Не хотелось даже дышать.
Руки Старка то ли снимали, то ли сдирали с нее одежду. Первые же его прикосновения ударили ее, будто током, и немедленно высекли вопрос:
— Ты меня убьешь?
— Нет, милая, — по-волчьи оскалился Старк, рывком сдергивая с нее трусики, — но обещаю, что ты умрешь за эту ночь раза три или четыре. И после уже не захочешь убегать от меня.
— Лучше бы ты меня отпустил…
Это были последние слова, которые она помнила. Мир вокруг Калли перестал существовать, как только губы Старка, жаждущие мести, коснулись ее кожи, пропитанной соленой влагой. Калли не услышала собственного крика, заглушённого исступленным поцелуем. Для нее распахнулись пылающие врата сладострастного ада, где грешная плоть корчилась от запредельного наслаждения.
…Сквозь полуопущенные ресницы Калли наблюдала, как Старк поднимает скинутые на пол вещи и надевает их. Он двигался бесшумно, а она притворялась, что спит. Из ада она вернулась только на рассвете, удивляясь тому, что все еще дышит и что разум у нее не помутился. Ее истомленное тело, опустошенное до последней капли, жаждало покоя.
Что с ней сделал Старк?
Можно ли это обозначить обычными словами?
У этого был оттенок черного, вкус — острый, запах — пряный.
Грех.
Сводящий с ума, сладко терзающий плоть, проникающий в кровь, порождающий демонов в душе. Калли даже вообразить не могла, что и в самом деле можно умирать от наслаждения, острого и сладостного.
Для опытных и ненасытных рук Старка она была как чуткий музыкальный инструмент, который звенел и содрогался от каждого прикосновения. Калли не помнила себя, когда погибала от этих прикосновений, то дразнящих, то мучающих, то нежных, то исступленных. Она прошла по всем кругам полыхающего ада, умирая и воскресая, чтобы снова умирать и… жаждать этой сладкой смерти.
Еще и еще.
…Старк наклонился над ней, и Калли затаила дыхание. Ей было жаль, что он уходил. Без него ей холодно.
Губы Старка нежно коснулись ее лба. Он что-то шепнул, но она не расслышала. Через мгновение за ним тихо закрылась дверь.
Калли глубоко вздохнула и, перевернувшись, обхватила руками соседнюю подушку, от которой исходил едва уловимый терпкий запах мужского одеколона. Того самого, что примешивался этой ночью к ароматам страсти и преследовал ее даже во сне. Боясь разрыдаться, Каллиста уткнулась носом в смятую подушку.
Лукас был прав. Она теперь никуда не хотела бежать. От него.
У нее даже сил бы на это не нашлось. Калли чувствовала себя совершенно другой женщиной. Изменилось ее тело, изменился разум, переплавленные в одном и том же страстном горниле.
Едва раскрыв утром глаза, Калли ощутила эти метаморфозы. Удивительное дело, они произошли не сразу после потери невинности, а лишь теперь, когда Калли вернулась из любострастного ада.
Время, наверное, приближалось уже к полудню. Бог мой, да она никогда раньше так поздно не просыпалась! Но не стоит вспоминать о том, что было раньше. Она уже не та и прежней никогда не станет. Всему виной Старк, или же эти изменения были предопределены заранее?
Какая же она сейчас?
Калли безумно захотелось посмотреть на себя со стороны. Она вскочила и бросилась к зеркалу.
Увидела…
Бледная, с горящими глазами, с подрагивающими нервными ноздрями и с незнакомой, новой полуулыбкой на зацелованных устах. Тихая меланхоличная Калли перестала существовать. А у новой Каллисты, познавшей черную страсть, теперь всегда будут пурпурные соблазняющие губы и бешеные зовущие глаза.
Калли расхохоталась.
Ей сейчас было все равно, что с ней сделает Старк, когда четырнадцать дней истекут. Кстати, сколько еще их осталось? Она не знала. И не хотела спрашивать об этом у своего тюремщика. Она боялась, что искра, вспыхнувшая в ней после ночи плотского безумия, погаснет раньше времени. С этой искрой светло и тепло. Она такая же светлая, как и дьявольские глаза Лукаса. Пусть горит. Потушить ее должен только сам Старк.
Интересно, а как выглядит Ариадна после ночных утех? Точно так же, как сейчас Калли? Или имеются явственные отличия? Вот об этом можно поинтересоваться у Старка. Он видел обеих сестричек.
И до, и после…
Неожиданно Калли отпрянула от зеркала. Собственное отражение, у которого рот кривился от сумасшедшего смеха, вдруг показалось ей отвратительным. Где Старк?
