Вопрос не сразу дошел до ее сознания. Чувственный голод, который Темпест испытывала к Гевину, стал невыносимым и требовал немедленного удовлетворения.
— Темпест, ты принимаешь противозачаточные таблетки? — встряхнул ее Гевин.
Она очнулась. До сегодняшнего дня об этом заботились мужчины. Но сейчас то, что когда-то казалось ей невозможным, стало вдруг более чем реальным. Ребенок. Дети. Семья.
Темпест прикусила губу и спустя непродолжительное молчание призналась:
— Нет. Я не сплю с кем попало, как приписывает мне желтая пресса.
Гевин слабо улыбнулся, услышав обиженный тон, и взял ее лицо в свои ладони.
— Я знаю. — Он поймал ее губы своими губами и крепко поцеловал.
Темпест вдруг пожалела, что они не могут стать другими людьми. Или по крайней мере она сама. С Гевином сложнее. Как ни надуманны мотивы его мести, она глубоко въелась в него, еще когда он был ребенком, и нелегко ему будет от нее избавиться.
Но когда он поцеловал ее с нежностью, от которой внутри все перевернулось, Темпест снова обо всем позабыла. Гевин встал, надел презерватив и накрыл ее своим телом.
Обхватив его ногами, Темпест чуть изменила положение, готовясь принять его, но Гевин взял один сосок в рот, а другой стал теребить рукой.
— Пожалуйста, Гевин, — задыхалась она, — я не могу больше ждать. Пожалуйста…
— Еще нет.
Он не прекращал своей мучительно-сладкой пытки, а в ее голове все отчетливее прояснялась удручающая мысль. Несмотря на обоюдное влечение, Гевин, казалось, отлично контролировал свои желания, тогда как она была в плену своих чувств и своего тела. Хуже всего, Гевин это видел, а она ничего не могла с собой поделать. Осознавать это было горько и неприятно.
Но эта мысль покинула ее, когда Гевин, словно догадавшись, о чем она думает, сделал резкое движение и погрузился в нее, издав хриплый стон. Ее глаза закрылись, и стремительный вихрь увлек ее туда, где были только он и она. Где-то рядом Гевин произнес ее имя. Она довольно улыбнулась и крепко прижала его к себе.
…Слыша равномерные удары сердца Гевина, Темпест мечтала навсегда остаться в его объятьях. Ему удалось безвозвратно что-то в ней изменить, и она знала, что уже никогда не станет прежней.
Гевин погладил ее по спине.
— Ты спишь?
— Нет. — Темпест посмотрела на него и прижалась к нему еще крепче. Разве она сможет уснуть? Вдруг утром она проснется и обнаружит, что между ними ничего не было и это всего лишь сон…
— Спасибо, что не забыл предохраняться. Я не могла ни о чем думать, кроме тебя, — призналась она.
— Приятно слышать. — Он погладил ее по спутавшимся волосам. — Я хочу заботиться о тебе как о маленькой девочке. Хочу, чтобы никто не смог причинить тебе боли.
Она растроганно вздохнула.
— Никто никогда не заботился обо мне и… — Девушка оборвала себя, осознав, как тоскливо это прозвучало.
Гевин обхватил ее лицо ладонями, заставляя смотреть на себя, и ласково произнес:
— Я позабочусь о тебе.
От его слов ей стало легко, как никогда.
Но почему он давал такое обещание?
Темпест проснулась среди ночи и осторожно пошевелилась, боясь разбудить Гевина. Часы показывали два тридцать.
Обнаженная, она лежала в кольце его рук, и это заставляло ее чувствовать себя очень уязвимой. Более того, она стала бояться, что ее увлеченность перерастет в серьезное чувство и это сделает ее совершенно беззащитной перед ним.
Она заглянула ему в лицо, освещенное лунным светом, и ее захлестнуло желание прикоснуться к нему, когда он вот так беззащитен и находится в ее полной власти.
Повернувшись в его объятьях и стараясь не делать резких движений, она провела пальцем по колючему подбородку, щекам, губам и замерла, когда его дыхание изменилось. Темпест зажмурилась, надеясь, что не разбудила его.
— О чем ты задумалась?
Его голос, хриплый ото сна, звучал неторопливо и тягуче.
— Ни о чем, — улыбнулась она.
— Разве? — Он погладил ее по спине. — Тогда почему ты так напряжена?
— Есть немного, — призналась Темпест.
— Что-то не так?
Она постаралась расслабиться и просто пожала плечами.
Его взгляд стал внимательным. Взяв ее за подбородок, он поднял ей голову и заглянул в лицо.
В свете луны было так легко представить, что она видела в его глазах нежность и, может быть, немного любви, но Темпест не стала себя обманывать.
— Скажи мне, — повторил Гевин.
— Это ничего и одновременно все. — Она не нашла других слов, чтобы выразить свои чувства.
Гевин закинул подушки за спину и положил ее на себя. В его жесте было нечто собственническое и вместе с тем оберегающее, защищающее от остального мира. Возможно, это была только иллюзия, но Темпест позволила себе немного помечтать и забыть о том, что за ночью настанет день и все может измениться: то, что началось так стремительно, так же стремительно и закончится.
— Расскажи мне о части, где содержится «все».
— По ночам я часто не сплю. Бессонница. Это мое обычное состояние.
— Почему ты не спишь?
Говорить откровенную ложь не хотелось, а правду — тем более. В течение нескольких лет она и ее лечащий врач пытались найти причину бессонницы. Особенное внимание они уделяли той ночи, когда умерла ее мать.
Темпест помнила, как в середине ночи ее разбудила няня и сказала, что мать зовет ее к себе. Как она бежала по холлу к большой темной спальне родителей, чтобы прикоснуться к холодной обессиленной руке. Отец, сидящий на краю кровати и не замечающий ее… Машины с включенными сиренами, подъезжающие к их дому… И няня, которая следит за ней с таким выражением лица, словно знает больше, чем может сказать…
— Так почему? — не дождавшись ответа, переспросил Гевин.
— Просто тревожные мысли, — сказала она полуправду.
— И что тебя тревожит?
— Сейчас мы с тобой вместе. Сегодня ночью, — добавила она, напомнив себе, что у них с Гевином нет будущего. — Мы такие разные.
— Да, у нас с тобой мало общего, — отозвался Гевин.
Сердце ее упало. Он с ней согласился. А она надеялась, что он возразит.
— Но ведь «мало» — это не значит «ничего», — с отчаянием произнесла она.
— Конечно, — кивнул он. — Например, мы вращаемся в одних кругах. — Гевин обнял ее крепче. — С тем лишь отличием, что ты принадлежишь к высшему обществу, а я нет. Я всего лишь подделка, и люди об этом знают.
— Ты не подделка. — На миг она забыла о терзающей ее боли. — Ты заработал свое право находиться среди этих людей, тогда как большинство других получили это право благодаря своему рождению.
