— Это приятно? — спросил Марк низким голосом, почти с неохотой.
Она ахнула и повернулась к нему вполоборота:
— Что?
— Зависимость от алкоголя.
Она почувствовала, как он напрягся. Ей не нужно было слышать его голос.
— Полагаю, это приятное занятие, если ему подвержено так много людей.
Бет долго и упорно размышляла над его словами. Она думала о наслаждении выпивкой и о том, как потом это наслаждение пропало. О том, зачем Марку потребовалось это знать. Она повернулась в его руках и продолжила работать с косаткой.
— Выбирать не приходится. Лично я не задумывалась о том, приятно мне или нет, когда выпивала. Я думала о том, как мне плохо, если я трезвая.
— Опиши мне оба ощущения.
Она сглотнула подступивший к горлу ком, на ее глаза внезапно навернулись слезы, хотя она прекрасно понимала, что Марк интересуется скорее ради своей матери. Он хотел понять.
— Ты когда-нибудь был кем-либо увлечен? — выдавила она. Находясь между холодом и обнимающими ее сильными руками, она изумлялась тому, что еще способна говорить.
— Ты имеешь в виду любовь?
— Нет, не любовь. Одержимость. Ты влюблялся по уши в молодости в какую-нибудь неподходящую девушку, с которой никогда не будешь вместе?
Марк перестал хлюпать тряпкой:
— Может быть.
Говорит ли он о Тасмин? В конце последнего года обучения в школе Марк начал с ней встречаться.
— Ты помнишь, как одержимость владела тобой? Твоими днями, ночами, твоими мыслями? Ты не помнил, как она началась, но она просто… была. Она была всем. Она повсюду. Словно существовала всегда. Словно не могла когда-либо не существовать… Ты когда-нибудь чувствовал нечто подобное?
Его напряженный голос и дыхание коснулись ее спины, отчего она покрылась мурашками.
— Продолжай.
— Вот так было со мной и моим пристрастием. Став одержимой алкоголем, я перестала понимать, насколько сильно он мной завладел. Все мои дни были посвящены выпивке. Я позволяла себе напиваться. Для меня это стало нормальным состоянием как перевозбужденный подросток, ты начинаешь действовать иррационально. — Она почувствовала, как он покачал головой, и напряглась. — Ты хочешь сказать, что не помнишь таких чувств? — спросила она, встав к нему вполоборота. — Или не понимаешь?
Его губы были провокационно близко к ее лицу. Она ощущала на щеке его горячее дыхание.
Марк с трудом сглотнул:
— Я помню.
— Тогда ты знаешь, как это может втихомолку тобой завладеть. Страсть. Зацикленность. Ощущение того, что ты умрешь, если не получишь желаемого. И ты даже не считаешь свою одержимость проблемой.
Он крепче ее обнял:
— Это настолько приятно?
— Это крайне приятно, ибо ты томишься от любви. И все эти эндорфины питают твою навязчивую идею. Ты страдаешь, но не замечаешь этого. Тебе на все наплевать. Самое главное — ощущение предмета твоей страсти. Это можно сравнить с паразитом, созданным для того, чтобы выжить. Первое, что он атакует, для того, чтобы остаться в живых, — твою рассудительность, силу воли, самосознание. — Молчаливое дыхание Марка начало завораживать Бет, тепло его тела проникало в нее. Она не понимала, оказали ли ее слова на него какое-то воздействие. — Если тебя отвергают, ты чувствуешь физическую боль, страдания. Из-за боли ты начинаешь действовать импульсивно и набрасываешься на тех, кого любишь. И чем больше они вмешиваются в твою жизнь, тем чаще ты начинаешь воображать, будто они стараются держать от тебя подальше те средства, которые продлевают тебе жизнь. И именно в этот момент ты начинаешь делать выбор, который влияет на каждого, кто рядом с тобой. — Она почувствовала, как Марк напрягся. Бет поняла, что он думает о своей матери.
— Но подростки умеют бороться с безумными пристрастиями, — сказал он. — Или просто взрослеют.
«Или поддаются им».
Она без удивления услышала осуждение в его голосе, но все равно расстроилась. Многие люди считают пристрастие к чему-либо признаком слабости.
— Большей частью они быстрее справляются потому, что их вынуждает жизнь. Обучение. Карьера. Дисциплина. Финансовые ограничения. Встреча с новыми людьми. Холодная реальность усложняет возможность стать одержимым. — Она снова повернулась к Марку, и ее губы оказались рискованно близко к его рту, когда он наклонился, чтобы полить косатку. Волосы на затылке Бет встали дыбом. — Но представь, что ты достиг совершеннолетия, у тебя в руках наличность, и никаких особенных дел на день, — прошептала она. — Никаких ограничений. И муж, который ежедневно напивается. Совсем нет причины отказаться от соблазна. И потом, когда ты подсаживаешься на алкоголь, тебе становится на все наплевать.
Повернув ее к себе лицом, он посмотрел на нее сверху вниз. Его лоб прорезала страдальческая морщина.
— Тебе было наплевать на то, что ты умрешь?
Она кивнула, ненавидя себя и недоверчивый взгляд Марка.
— Потому что ты по-настоящему боишься умереть, если не выпьешь, — сказала она.
Он сильнее нахмурился, притягивая Бет к себе. Подобные объятия придавали смысл ее жизни, когда она училась в школе. Они снова стали прежним Марком и прежней Бет, которые были готовы вместе завоевать мир. Находясь в его объятиях, она чувствовала, как вздымается и опускается его грудь. Он обдумывал все то, что она ему рассказала. Бет понадобилось два года, чтобы наконец понять причину своего пагубного пристрастия.
Ее валила с ног эмоциональная и физическая усталость. Бет старалась держать глаза открытыми, прильнув к Марку. Она настолько устала, что могла думать только о том, какой удобной подушкой могут стать выпуклые грудные мускулы Марка. Он обхватил ее рукой за спину, чтобы лучше удерживать в положении стоя.
— Я не знаю, что сказать, — резко произнес он.
— Ничего не нужно говорить, — хрипло пробормотала она. — Достаточно того, что ты знаешь.
— Спасибо за объяснение.
— Я рада, что теперь ты понимаешь… — почти нечленораздельно сказала она. Глаза Бет закрылись под тяжестью век. Она крепче прижалась к Марку.
— Ты хочешь моего понимания? Я думал, тебе нужно мое прощение.
Кивнув, она потерлась щекой о его грудь. Какое приятное ощущение! Бет повторила движение.
— И то, и другое. Я не хочу, чтобы ты меня ненавидел.
Она принялась отсчитывать удары сердца Марка, которое барабанило у ее уха.
— Я принимаю твои извинения, Бет.
Каким-то непонятным образом мир Бет изменился. Словно в замке сделали последний поворот ключа, открыли его и распахнули дверь. И наружу вырвались остатки энергии, словно жар из печи. Наконец-то она завоевала его прощение.
