Как хорош он был в эти минуты! В нем будто проснулся мальчишка. Смышленый арабский мальчишка вроде тех, что день и ночь шныряют по базарам в поисках заработка. Улыбка, мужественная и в то же время детская, озарила его лицо, а в уголках рта притаилось пронырливое лукавство отчаянного бесенка, который вот-вот пустится в новую авантюру и увлечет своим задором себе в соратники кучу других, не столь решительных дружков. И ни запреты родителей, ни угроза наказания не остановят пламенного сердца, жаждущего приключений. Кажется, Камилла начала понимать Кайса. Еще вчера она считала его одним из многих. Сегодня, похоже, он становится единственным.
— Как ты жил с таким отцом? — тихонько дотронувшись до плеча Кайса, спросила она.
Тот вздрогнул и помрачнел. Что так подействовало на него: необходимость вспоминать прошлое или внезапное прикосновение?
— Не знаю, — ответил Кайс угрюмо. — Мой отец очень тяжелый человек. Люди избегают встреч с ним, а мне досталась участь стать его любимчиком. Это вызвало ряд последствий, которые, к сожалению, ты имела несчастье сегодня наблюдать. Жизнь его складывалась непросто. Он, как и я, родился от европейки, кажется венгерки по происхождению. И был в семье старшим сыном. Однако отец ненавидел его. Презирая за голубые глаза, не пропускал случая напомнить о низком происхождении. Он появился на свет случайно. Младшие дети издевались над ним, относились к Омрану, как к лакею. О наследстве, конечно, и речи не шло. В шестнадцать лет, не выдержав побоев, понуканий и притеснений, он сбежал из дому. Убежал с целью во что бы то ни стало отомстить отцу и братьям. Начал с нуля, и одному Аллаху известно, какими путями нажил он свое состояние. Но уже в двадцать лет ему принадлежал отель на окраине Дейры. Потом другой, третий. Чего это стоило отцу — не знаю. Не решаюсь судить его, но он как-то раз открылся мне и сказал, что деньги нашей семьи, ее благосостояние держатся на человеческих костях. Ему многим пришлось пожертвовать, и он ничем не гнушался, идя к заветной цели. Когда его отец умер, Омран уже владел десятью отелями. Теперь задача состояла в том, чтобы разорить братьев, что он и сделал, благополучно прибрав к рукам и их деньги. После этого, уже к тридцати пяти годам, он стал подумывать и о семье. Я появился на свет в счастливое время. С местью было покончено, деньги текли рекой. Но теперь они его не радуют, как не радует и разорение братьев. Тяжесть совершенных грехов и нечестно нажитого богатства легла на его плечи. Он много денег отдает бедным, хотя некоторые считают его скрягой, и целые дни проводит в молитвах. Он глубоко несчастный человек. Мои братья не смеют прекословить ему ни в чем. Зато мне дозволяется многое. Отец души во мне не чает. Боюсь, что он видит во мне себя, страдающего и забитого. По правде сказать, мне нелегко с ним. Такого человека надо уметь понять, посочувствовать. У меня это не всегда получается. И ни одна женщина не может согреть его заледенелую душу. Сколько жен, сколько наложниц, а все тщетно. Он говорит, что Аллах за грехи отнял у него способность любить. — Кайс замолчал.
Камилла поняла, что нужно срочно менять тему разговора.
— Мой муж очень беспокоится?
Кайс улыбнулся.
— Да, признаться, он поразил меня своей предприимчивостью. В письме, которое я отправил, было сказано, что ты похищена и, если он обратится в полицию или английское посольство, его ждет смерть.
— Расскажи подробнее, хочу знать, — потребовала Камилла.
— Пойдем в зал, — пожал плечами Кайс. — Сама посмотришь.
То, что Камилла увидела на экране, растрогало ее до глубины души. Ник и Эмили спорили о чем-то. Ник суетился, размахивая руками, и что-то кричал. Интересно, о чем именно они спорят?
Камилла едва не свалилась с кресла от смеха, когда в руках у Ника появилось альпинистское снаряжение. Потом он вытащил из-под кровати свернутую надувную лодку. Но самое интересное было еще впереди. Вряд ли кто-то додумался бы, предпринимая освободительную операцию, взять ту вещь, которую Ник с восторженным видом извлек из шкафа в последнюю минуту. Но, говорят, в панике рассудок отступает на второй план, а эмоции хлещут через край.
Камилла пожалела, что не слышит пафосной речи мужа. Речь эта была именно пафосной, так как Ник состроил физиономию а-ля Джеймс Бонд. Но чем внимательнее Ник осматривал свое оружие, тем смешнее он выглядел. Кто и на каком базаре его так надул? Какой восточный остряк сыграл злую шутку с бедным европейцем, который ни разу в жизни не выходил в море? Разве что на яхтные прогулки. Даже Эмили, порядком расстроенная и раздраженная, не удержалась от смеха и повалилась на кровать в приступе хохота.
Ник с гордым видом рассматривал… китобойный гарпун! Кого он собирался убить этим предметом, который подобно якорю тянул его к полу, пожалуй, и самому ему было неизвестно. Однако лицо Ника исполнилось воинственности, а в глазах даже огоньки ярости заплясали. Он был смешон, но не жалок. Камиллу охватил настоящий приступ хохота. Кайс не замедлил к ней присоединиться, сделав это с большим удовольствием.
Однако китобойный гарпун старого образца отнюдь не был гвоздем программы. Желая удивить Эмили, Ник сгреб все вещи в охапку и ушел в другую комнату. Камера, разумеется, не последовала за ним. Минут десять на экране не происходило ровным счетом ничего. Эмили лежала на кровати, мебель, как ей и положено, стояла на своих местах, только ветер изредка покачивал занавески на окнах. Эта пауза была с лихвой вознаграждена. Настал торжественный момент, и Ник появился. Не хватало только орудийных залпов и грохота фанфар. Доспех сиял великолепием, рыцарь был неотразим. Описать состояние, в которое поверг Ник своих невидимых зрителей, не смог бы и Аристофан.
Камилла откинулась на спинку стула и хохотала в голос. Ее заливистый звонкий смех наверняка заставил бы возмутиться соседей в «Оазисе», но в «Арабской башне» стены были со звукоизоляцией. Удивительно, как под натиском таких положительных эмоций не потрескался экран.
— Надо… надо будет… подарить ему кассету, — едва пересилив смех, произнесла Камилла.
Эмили тоже буквально каталась по кровати, и только сам виновник всеобщей потехи, казалось, не замечал комичности ситуации. Жаль, что мотоциклетный шлем с тонированным стеклом не позволял увидеть его лица. Могучая грудь была надежно укрыта стареньким бронежилетом. Веревка ярко-оранжевого цвета и крепления болтались, прикрепленные к поясу. Но самое замечательное — ноги и руки героя покрывали стальные латы, купленные, вероятно, в антикварном магазине. Изюминку костюма составлял все тот же китобойный гарпун, который Ник едва держал в руках. Куда собирался столь доблестный воин, Камилла поняла сразу, да и для Кайса его намерения не остались загадкой.
