Пальцы Рока нашли эластичные завязки на блузке и потянули вниз, обнажив груди. Он осторожно взял их в свои шершавые ладони и стал нежно ласкать соски. Она тихо постанывала, когда он медленно и сладостно проводил ладонями по ее гладкой шелковистой коже. Словно не ладонями, а какими-то таинственными эротическими щетками. Потом он спустил блузку пониже, нащупал ремешок на ее голубоватых шортах, нашел пуговку, расстегнул молнию-застежку. Сильная и нежная рука скользнула вниз по ее животу, ниже, ниже, и вот уже чуткие пальцы коснулись мягкого золотистого треугольника…
Она слегка вскрикнула. Он прижал ее спину к себе, покрывая поцелуями мочки ушей и шею.
— Не отталкивай меня… — прошептал он осипшим от возбуждения голосом, ощущая, как дрожит ее тело, как растет его желание, как внутри все полыхает огнем.
— А если нас увидят?
— Они не придут сюда, не бойся, — прошептал Рок.
Она замолчала. Он отбросил ее блузку, стянул с нее шорты и трусики и швырнул их на песок.
Мелинда замерла, переступая босыми ногами. Лунное сияние серебрило ее плечи.
Она медленно повернулась и оказалась в его объятиях.
— Это ошибка… — начала она серьезно. В ее потемневших глазах сверкнуло смятение и… желание. — Мы…
— Это я наделал массу ошибок и глупостей, — прервал он ее. И опять потянулся к ней, крепко обнимая сильными руками и осторожно укладывая на прохладный песок. Его руки обвились вокруг ее талии, он целовал ее страстно, нежно, будто пробуя губы Мелинды на вкус и настойчиво подпитывая пламя страсти в обоих. Ее дыхание участилось, груди соблазнительно поднимались и опускались, неправдоподобно прекрасные в призрачном лунном озарении.
— А потом ты снова бросишь меня? — мягко упрекнула она.
— Нет, — сказал он чуть хрипловато, не сводя с нее глаз.
— Может быть, мне сделать это первой? — предложила она негромко.
— Помолчи, прошу тебя!..
И снова его губы страстно прижались к ее губам.
Конечно, она сразу услышала его шаги по песку и почувствовала, что он стоит у нее за спиной. Стоит, ждет, размышляет.
О чем?
О том, что она вернулась в его жизнь?
Что нарочно запуталась в рыбацких сетях, чтобы проникнуть на судно и шпионить за ним?
Хотя вряд ли он думает об этом в эту минуту.
Сейчас другое. Она чувствовала, как разгорается в нем страсть, и уже знала: здесь спорить они не будут. И ждала, замерев, как мышка.
Внутренний голос предупреждал — не доверяй Року! Но она так мучительно долго ждала его…
Когда руки Рока упоительно нежно дотронулись до ее тела, когда жадные губы прижались к ее затылку, потом коснулись шеи, бесконечно нежно и пронзительно, она словно пробудилась от долгого сна.
Неужели все эти три года она ждала этого человека?
Да, ждала.
Странно, но чистый песок, белый, как сахар, вдруг показался ей холодным. Неожиданно в лунном свете она встретила его синий взгляд. Глаза Рока — страстные и решительные, как он сам, горящие желанием. Ее зазнобило. Песок холодил, остывал воздух, но тело вдруг охватило огнем… Казалось, он бесконечно долго целовал ее, ждущую, готовую застонать, млеющую от его ласк. Вдруг его губы оторвались от нее. Мелинда еще сильнее ощутила прохладу песка и услышала, как прибой шуршит по песчаной косе. Она открыла глаза, увидела луну и удивилась на миг. Неужели он снова ушел от нее? Неужели он так ожесточен и разгневан? Слезы боли и обиды неожиданно навернулись на глаза.
Затем ничего: ни боли, ни опустошенности, ни томления. Одна пустота и тут же обжигающее открытие: он просто отошел, чтобы раздеться! Рок здесь, с ней. С теплом его тела, с сильными руками к ней возвращалась жизнь.
— Черт побери, как давно это было… — прошептал он хрипловато. — Как давно…
Мелинда могла бы шепнуть в ответ: «Прошла вечность…»
Но она молчала, не осмеливаясь вспугнуть свое счастье словами. И лишь закрыла глаза, с наслаждением ощущая всем телом тяжесть мужской груди, мощь его ног, уверенную крепость плоти.
Она увидела, что он застыл над ней в ожидании, ловя ее взгляд и… Как внезапное потрясение — он проник в нее. С ее губ сорвался блаженный стон, остановивший его, но тут она впилась пальцами в его плечи, изогнулась, прижимаясь к этому сильному телу, беря, желая, давая… Иных чувств для нее не существовало, кроме одного — любить и быть любимой.
Луна серебристым мазком сверкнула на темном небосклоне.
Память ей отказала, не было никаких сравнений с прошлым. Только вихрь объятий, только его дьявольская сила, только всепоглощающая нежность… Чистый экстаз! Плоть торжествовала, рождая трепетный, опаляющий огонь, волшебное обволакивающее тепло, оно словно перетекало из него и спиралью расходилось во всем ее существе.
Казалось, он делал все сразу — целовал губы и грудь, и не прерывал танца любовного движения, приближая чудо его завершения. Руки жадно обвились вокруг ее упругих ягодиц, прижали к себе, посылая толчки все глубже и глубже. Тела их блестели от пота, от жара опаляющей обоих страсти. Мелинда затаила дыхание, закрыла глаза, наслаждаясь всей полнотой его прикосновений, а когда открыла их, то наткнулась на его лихорадочно блестевший взгляд, увидела вздувшиеся на шее вены, бугры мышц на предплечьях. Настойчивые губы снова впились в ее рот: он весь напрягся и проник в нее так глубоко что на миг ей почудилось, будто она вот-вот умрет. Но нахлынули нежность и истома, они пронзили все ее тело, потом нечто необузданное, горячее наконец-то изверглось на нее. Несколько долгих мгновений, почти в полузабытьи, она сжимала Рока в объятиях и вдруг вздрогнула от последнего порыва.
Она ощутила прохладу песка — тепло его тела, обволакивающее ее, исчезло.
Какое-то время он тяжело дышал, потом привстал, сел, обхватив колени руками, и невидяще уставился на темную полосу прибоя.
— Проклятье! — проговорил он негромко.
Она закусила губу.
Господи, после трех лет воздержания это упоительно-восхитительное свидание… А он только и мог сказать «проклятье»?
Мелинда встала и потянулась за одеждой. Он бросил ей клетчатую блузку и скомандовал:
— Одевайся!
Подхватив блузку, она с яростью уставилась на него. От злости на ресницах выступили слезы.
— Я и сама догадалась, что пора одеваться, — прошипела она. — А ты — самый большой грубиян, с которыми я когда-либо…
Она выронила блузку на песок — так грубо притянул он ее к себе.
Обнаженные, они стояли, залитые лунным сиянием. Ей было неуютно оттого, что он смотрел на нее не отрываясь.
— Так я — самый большой грубиян из тех, с которыми ты когда-либо… что? — резко спросил он. — С которыми ты спала? Не так ли? Представляю, Эрик, конечно, вел себя гораздо вежливее и когда лежал у тебя под боком, и когда швырнул тебя в океан, чтобы ты разведала, где я ищу «Контессу».
