— Что вы имеете в виду?
Но Флоренс было уже не до его реакции. Внезапно стало трудно дышать, ноги отказывались служить, когда она заставила себя подняться и подойти к стене, на которой висели фотографии.
Если то, что уже открылось ей, действительно отражает прошлую жизнь, то, может быть, потеря памяти для нее благо? Чем больше она узнавала о себе, тем меньше ей это нравилось. Поначалу обнаружилось, что она подружка гангстера, а теперь выяснилось, что и имя у нее, возможно, фальшивое.
Она взглянула на Руперта, стоящего столбом посреди комнаты и смотрящего на нее так, будто он видит ее впервые в жизни.
— Подождите минуточку, — пробормотал он. — Вы хотите сказать, что вас зовут не Флоренс? А как тогда?
Почувствовав пробежавший по телу холодок, Флоренс покачала головой.
— Не имею понятия, — прошептала она. — Но знающие меня люди обращались ко мне как к Флоренс… Парето.
— Что?
Она нервно сглотнула образовавшийся в горле комок.
— Парето, — повторила она увереннее. — Флоренс Парето.
Проведя бессонную ночь, Руперт встал, натянул на себя джинсы и достал из бельевого ящика чистую майку. Он так и не решил, что ему думать по поводу странных откровений своей гостьи. Честно говоря, ему не слишком в них верилось. Хотя, согласно известной всем поговорке, правда иногда бывает невероятнее самой изощренной выдумки. Однако Флоренс не могла быть связана с преступным миром, какие бы странные фантазии ни приходили ей в голову. В этом он мог поручиться.
Направляясь в кухню, он вдруг услышал женский смех. Найти Флоренс — а он решил называть ее именно так, пока не будет подтверждений обратному, — в жизнерадостном, даже веселом настроении Руперт никак не ожидал. Грустной, встревоженной — да, но только не веселой.
Уже в гостиной он уловил аппетитный запах поджаренного бекона и свежезаваренного кофе. Руперт не смог удержаться от улыбки. Какой бы таинственной ни была эта женщина, одну ее загадку он разгадал: Флоренс, слава Богу, умеет готовить.
Однако, войдя на кухню, он остолбенело замер. Возле плиты хозяйничал Остин, в руке у него была сковорода. Рядом стояла улыбающаяся Флоренс.
Нет, это не может быть ревностью, сказал он себе. Что из того, что на лице брата написана дурацкая улыбка, так ему не свойственная?
— Что ты здесь делаешь? — недовольно проворчал Руперт.
Улыбка на лице оглянувшегося через плечо Остина стала еще шире.
— Готовлю завтрак. Разве не похоже?
Похоже было скорее на то, что он ухаживает за Флоренс.
Руперт взглянул на настенные часы. Половина восьмого. Да еще в воскресенье!
— Я спрашиваю, что ты здесь делаешь в такую рань.
Поставив сковороду на конфорку, брат накрыл ее крышкой и уменьшил огонь.
— Я принес продукты. — Остин продемонстрировал вынутую из холодильника упаковку яиц. — Ты же не хочешь, чтобы твоя гостья умерла с голода?
Надо же, а ведь до сих пор он наивно полагал, что привычка старшего брата совать свой нос в его дела имеет хоть какие-то границы.
— Я как раз собирался сегодня пройтись по магазинам.
— Тебе все равно придется, — сказал Остин, приподняв крышку сковороды. — Того, что я принес, хватит только на завтрак.
Руперт оглядел кухню. Да, на завтрак, но отнюдь не на троих. О черт, он же сам просил Энтони зайти утром и сообщить, что ему удалось выяснить по поводу пожара на складе. Значит, эти двое успели созвониться.
Открыв шкафчик, Флоренс достала еще одну чашку.
— Почему вы не сказали мне, что ваш брат настоящий кулинар, — сказала она, наливая в чашку кофе и протягивая ее Руперту.
Тот в ответ только фыркнул. Остин действительно умел готовить, к этому его вынудили жизненные обстоятельства. Но никогда раньше он не превращал это в способ ухаживания за хорошенькими женщинами. Он вообще предпочитал за ними не ухаживать. Так что же изменилось?
Он перевел подозрительный взгляд с брата на Флоренс и только сейчас понял, что та одета. Каким же это образом, если еще вчера она чуть не плакала от невозможности управиться самостоятельно? Нет, Руперт вовсе не ревновал и упорно гнал от себя мысль, что брат, прибывший достаточно рано, помог ей в этом.
— Вижу, вам сегодня значительно лучше, — с усмешкой заметил Руперт, окинув Флоренс многозначительным взглядом с головы до ног.
— Да, лучше. Спасибо, — ответила она резко, словно поняв намек, который ей очень не понравился.
Не обращая внимания на удивленно посмотревшего на него Остина, он взял свою чашку кофе и отправился кормить Барби.
Вернувшись в кухню, Руперт заметил, что по сравнению со вчерашним вечером Флоренс явно изменилась. Может быть, прибавилось уверенности в себе?.. Теперь они с Остином завели умный разговор о книгах.
— О Боже! — внезапно воскликнула она. — Я помню, что читала эту книгу!
Руперт сразу заинтересовался.
— Какую книгу? — Выражение откровенной радости на ее лице невольно заставило его улыбнуться.
Остин перекинул кухонное полотенце, которое использовал для того, чтобы держать сковородку, через плечо и налил себе кофе.
— «Сонаты» Рамона дель Валье-Инклана.
Руперт напряг память, но тщетно.
— О музыке, что ли? — спросил он.
Флоренс снисходительно улыбнулась.
— Нет, о любви, — ответила она. — Это жизнеописание самого удивительного из всех донжуанов на свете — католика, некрасивого и сентиментального.
— А я думал, что все донжуаны одинаковы, — удивленно протянул Руперт. — Красивые и легкомысленные.
— Это потому, что вы наслышаны только о Дон Жуане Мольера, — весело рассмеялась Флоренс. — Впрочем, как и большинство жителей планеты.
Ехидно усмехнувшись, Остин снял сковородку с плиты.
— Вот результат того, что ты читаешь только то, что продается в мягких обложках, — сказал он Руперту.
Прекрасно понимая, что могут значить для Флоренс эти маленькие обрывки воспоминаний, он охотно поддержал разговор.
— Я читаю то, что доставляет мне удовольствие, а иногда и позволяет отвлечься от того, с чем встречаешься на работе.
Внезапно Флоренс подняла голову.
— Но для меня это не было развлечением! — снова воскликнула она. — Я писала реферат, в котором сравнивала образ великого соблазнителя в произведениях разных авторов — Мольера, Макса Фриша и этого самого Валье-Инклана.
— Не слишком похоже на те работы, что мне приходилось писать в школе, — заметил Остин, выжидательно глядя на молодую женщину.
Флоренс нахмурилась, пытаясь проникнуть в глубины своей затуманенной памяти.
