Медленно, очень медленно губы его раздвинулись в улыбке.
На расстоянии двадцати двух миль отсюда, на более маленьком, более тихом, куда менее подверженном всеобщей коммерциализации острове Тобаго Верити Фокс, блаженно улыбаясь, с удовольствием созерцала почти безлюдный пляж, расстилавшийся перед ней. Она провела все утро в баре напротив, потягивая восхитительный охлажденный ананасовый сок. Она никогда еще не проводила отпуск в таком чудесном местечке. Торопливо отложив в сторону полосатый зонтик, под которым она искала защиту от беспощадного солнца, Верити, прикрываясь большим пляжным полотенцем, с трудом неловко влезла в бикини. Хотя пляж был на самом деле очень большой и казался пустынным, то здесь, то там виднелись маленькие группки солнцепоклонников.
Яростное солнце прожигало до мозга костей. Верити направилась к кромке моря. Она давно выработала в себе типично британскую привычку к холодной воде и колючей пляжной гальке, тем приятнее ей было убедиться, что Карибское море — это, по существу, громадная теплая ванна, а песок под ее ступнями гладкий и мягкий, словно шелк.
Со счастливым видом она вошла в воду. Сделала несколько легких неуклюжих взмахов. Верити опасалась заплывать далеко. Перевернувшись на спину, она глядела не отрываясь в небо, которое было такой пронзительной голубизны, что от нее появлялась резь в глазах.
Грег Хардинг в черных шортах, с козырьком на голове от солнца и с полотенцем в руке шагал по пляжу, выбирая для себя место поукромнее, подальше от всех. Все утро он занимался неотложными делами на теплоходе, чтобы заранее исключить любые неприятности. Потом внял совету Джима отдохнуть пару часов. Последние недели он трудился как вол и решил, что пора немного расслабиться.
Он отказался от поездки на Тринидад, где мог столкнуться со многими своими пассажирами, отдав предпочтение менее популярному острову Тобаго, чтобы немного позагорать и поразмяться. Увидев свободный грибок он, разложив полотенце, улегся, блаженно вдыхая свежий морской воздух. Солнце светило вовсю. А какая здесь стояла тишина! Никаких тебе пассажиров. Некого развлекать. Не надо заботиться о состоянии судна. По крайней мере в течение нескольких часов…
Через минуту он заснул.
Верити вышла на берег и, взяв полотенце, принялась энергично вытирать волосы. Бредя наугад, она споткнулась о чью-то лодыжку и чуть не упала. Быстро сдернув с головы полотенце, она остановилась. Грег — а это был он — испуганно сел. Перед ним стояла черноволосая стройная женщина в красно-голубом бикини и во все глаза смотрела на него.
— Извините. Я, наверное, занял ваше место?
Верити торопливо пальцами разглаживала спутавшиеся волосы, чтобы создать хотя бы видимость порядка на голове.
— Нет, что вы, не беспокойтесь. Извините, это ведь я наступила на вас! — Против воли ее глаза опустились на его брюшину, где наметанный глаз врача сразу же заметил почти невидимый шрам от удаленного аппендикса.
— Простите, я не хотел помешать вам, — сказал Грег, делая попытку встать на ноги.
— Нет, нет, вы мне вовсе не мешаете, — поспешила она заверить его и неожиданно для себя опустилась на песок рядом с ним. И сразу же спохватилась: что это, черт подери, она делает? Разве она не давала себе строгого обещания никогда не заговаривать с ним? Разве не поклялась никогда не пользоваться ни малейшей возможностью, чтобы завязать с ним короткое знакомство?
А Грег просто не мог отвести взгляда от этой морской нимфы, которая нежданно-негаданно свалилась ему на голову. Он протянул ей руку.
— Грег Хардинг, — просто представился он.
— Верити Фокс, — ответила она.
— Вы давно на Тобаго? — спросил он. Ему вдруг захотелось остаться с ней надолго и раствориться в глубине ее прекрасных глаз.
— Нет, только с сегодняшнего утра. — Верити уже открыла было рот, чтобы сообщить ему, что она пассажирка с его теплохода, но в последний момент передумала.
— Ну как водичка? — спросил он. Ее поразил его голос — низкий, глубокий, волнующий. Стоило же ей заглянуть в его глаза, цветом напоминающие глаза камышового кота, как сердце ее убыстряло ритм.
— Превосходная, — ответила она хриплым, с придыханием голосом.
Он резко встал сразу на обе ноги, продемонстрировав ей, сам не желая того, свою отличную физическую форму. Теперь он возвышался над ней, глядя на нее сверху вниз. Медленно он протянул ей руку.
— Может, еще разок искупаемся?
Верити, словно во сне, протянула ему свою. Как только их пальцы переплелись, сердце у нее вновь бешено забилось, забилось так впервые, кажется, после того памятного разговора с Гордоном в ее маленьком кабинете, когда она узнала результаты анализов.
В воде, когда она медленно поплыла кролем, чувствуя, насколько неуклюжа как пловчиха по сравнению с ним, ей вдруг снова захотелось то плакать, то смеяться.
Но не так, как прежде, когда к этому ее побуждали страх и пережитый шок. Сейчас ей хотелось плакать от восторга и смеяться потому… да она и сама не знала, почему ей хочется смеяться. Но она не сделала ни того, ни другого.
Позже, значительно позже, у себя в каюте она отведет душу, наплакавшись и насмеявшись вдоволь.
Море словно состязалось с небом в лазурной голубизне. "Александрия" летела по океанским волнам словно волшебный корабль из сказки. На одной из палуб, называемой "Серенадой", стояла Джоселин Александер, задумчиво вглядываясь в морскую даль.
— Рановато ты встала! — Голос сына заставил ее резко обернуться. В то же мгновение, как обычно когда она видела Дэмона, она ощутила острый укол вины. Сглотнув слюну, она улыбнулась. Дэмон с сожалением вздохнул. Он никак не мог понять, почему его мать, находясь рядом с ним, всегда кажется такой далекой от него, словно их разделяют миллионы миль. Еще мальчишкой его отослали в интернат, а позже ему приходилось напряженно и много работать, чтобы утвердить свое руководящее положение в компании, в результате он редко бывал дома. Со временем он выработал иммунитет против более чем прохладного материнского отношения к себе, но всякий раз, когда они с матерью встречались, где-то в глубине души он надеялся, что на сей раз все будет иначе. Но иного не происходило.
Джоселин, отведя взор от своего красавца-сына, вновь повернулась лицом к морю.
— Да, пожалуй, ты прав, слишком рано, — сказала она обычным холодным тоном. — Последнее время у меня не ладится со сном. Вероятно, старею.
— Ты, мама, стареешь? — засмеялся Дэмон. — Быть такого не может.
Джоселин недовольно поморщилась. Она знала, какой видит ее сын. В брючном костюме, годном для молодежи, накрашенную, всю в бриллиантах. Но все это лишь камуфляж, тот барьер, который она возводила, когда рядом находился сын. Ее шарм, отточенные манеры, деланное спокойствие. Все это предназначалось только для того, чтобы не волновать своего ребенка. Но теперь придется его огорчить. Нравится это ему или нет, но у нее нет другого выхода. Дела пошли вкривь и вкось, и пора ему наконец узнать правду. Всю правду, независимо от того, какую высокую цену ей придется заплатить. Даже если это приводит ее саму в ужас…
