— Располагайся, Лиз, — сказал он. — Мы начинаем репетировать.
Макс, кажется, решил быть при ней гидом. Элизабет покачала головой.
— Занимайтесь своими делами, как будто меня здесь нет. Забудьте обо мне. Вопросы я буду задавать после репетиции.
Она села на кушетку, и вынула из сумки свой маленький перекидной блокнот.
— Как хочешь, — кивнул ей Макс. О подвальчике, превращенном в мини-студию, ходило много слухов. Но оказалось, что все они не соответствуют действительности. Никаких матрасов на полу, никаких клубов сигаретного дыма. Только инструменты, две кушетки, стол с парой стульев, множество афиш на стенах и маленький холодильник в углу. Все это Элизабет записывала в свой блокнот под оглушительные звуки рок-музыки.
«Друиды» скоро перестали замечать Элизабет.
На середине второй песни Гай раздраженно отошел от синтезатора, недовольный пением Даны. Дана не могла понять, чего он от нее хочет, и целых пять минут эта парочка препиралась на повышенных тонах. Макса эта стычка забавляла, время от времени он вставлял свои замечания, и ссора разгоралась сильнее. Когда репетиция возобновилась, Макс стал играть на своей гитаре, словно он уже на все махнул рукой. Лиз нравилось, как он играет. Но она видела, что он весь как-то сник.
Лицо Гая, пока длилась репетиция, выражало явное недовольство игрой ансамбля. Наконец сыграли самую знаменитую песню «Сумей разобраться во лжи». Гай объявил перерыв, и уставшие музыканты, спрыгнув с помоста, сели вокруг Элизабет.
Макс подошел к холодильнику и достал каждому по баночке с прохладительным напитком.
— Это тебе, — протянул он баночку Дане. — А тебе, дорогая Эмили, и тебе, малыш Дэнни, кока-кола, — раздавал он банки музыкантам. — Тебе, друг, апельсиновый сок с содовой, — протянул он банку Гаю. — А что ты будешь пить, Лиз?
— Яблочный сок, если есть. Я вижу, у тебя выбор на любой вкус.
— Должен стараться, чтобы выжить, — сказал Макс, протягивая ей банку. — Когда проводишь столько часов в день с этими крокодилами, немудрено, что знаешь, кто из них что любит.
— И еще многое другое. — Эмили бросила взгляд на Гая.
— Кажется, вы не теряли времени зря, — сказала Лиз, обращаясь ко всей группе. — Ваша игра производит прекрасное впечатление.
— Спасибо, Лиз, — ответил Гай. — Но нам есть еще над чем работать. Все-таки мы звучим не так слаженно, как хотелось бы.
— Ладно тебе, Гай. Не выдавай прессе все наши секреты, — пошутила Дана, хотя все еще сердилась на Гая, и, повернувшись к Элизабет, прибавила:
— Гай — максималист. Он выходит из себя из-за каждой неверной ноты. Но наш импресарио Тони тоже считает, что мы с каждым разом звучим все лучше и лучше.
— А почему тогда он таскает нас по разным занюханным дырам? — обиженно проворчал Гай.
— Б у дет тебе, Гай, — вступила в разговор Эмили. — Ты не хуже нас знаешь, в одночасье ничего не делается. Мы играем в этих старых клубах, чтобы быть в форме. Тони обещал при первой возможности устроить настоящий концерт. Просто нужно ему верить. Правда, Дана?
Солистка группы бросила на Эмили быстрый взгляд.
— А…ну да, конечно, Эмили. У Тони большие планы.
Но Элизабет послышалось в ее голосе сомнение.
— А ты сама своему импресарио веришь? — напрямик спросила она.
— Верю, — не задумываясь ответила Дана. — Он так много делает для нас. Наверное, через пару недель будем выступать в Лос-Анджелесе. В каком-нибудь небольшом зале.
Вся группа с изумлением воззрилась на Дану.
— Дана, это только твои мечты, — сказал Дэн.
— Так мне сказал Тони.
— Когда ты с ним говорила? — раздраженно спросил Гай.
— Вчера вечером, после репетиции.
— Что же ты молчала до сих пор? Ты считаешь, что кроме тебя это никому не интересно? — продолжал Гай свой допрос.
— Я думала, что ты знаешь. Тони обещал позвонить тебе.
— Наверно, забыл, — неприязненно произнес Гай. — Так же, как забыл предупредить меня, что на этой неделе выступление отменяется.
— Что ты все злишься? — спросила Дана.
— Почему ты ничего мне не сказала? С каких пор ты стала считаться руководителем группы? Почему Тони только тебя посвящает в свои грандиозные планы? — кипятился Гай.
Атмосфера накалялась, и Элизабет стало очень неловко.
— Ну, мне пора идти, — сказала она вставая. Дэн повернулся к Гаю.
— Смотри, даже пресса тебя испугалась. Если так пойдет дальше, не видать нам успеха, как своих ушей.
— Не расстраивайся, Дэн, — сказала Элизабет. — Я еще раз приду. Просто сегодня у вас не самый лучший день.
Отвернувшись, чтобы Лиз не слышала, Дана прошептала:
— У нас теперь каждый день «не самый лучший».
— Я согласен с тобой, Лиз, — дипломатично высказался Макс. — По-моему, нам всем надо передохнуть. Что скажете, крокодилы? Давайте сегодня сделаем перерыв, а завтра вечером продолжим репетицию.
Гай без возражений согласился. Дэн и обе девушки попрощались и пошли следом за Элизабет.
Когда дверь за ними закрылась, Эмили попросила Лиз подвезти ее домой.
— Обычно меня подвозит Дана, но мне нужно с тобой поговорить.
И они медленно пошли к машине Элизабет.
— Если тебя беспокоит, что я напишу, так это напрасно. Я ведь вижу, нервы у всех напряжены, мое присутствие только помешало. Я приду еще раз, когда обстановка будет поспокойнее, — сказала Элизабет.
— Хорошо. — Эмили улыбнулась. — Но я хотела поговорить совсем о другом.
— Тебя что-нибудь волнует?
Эмили не ответила, пока не выехали на шоссе. Оставшись наедине с Элизабет, она какое-то время колебалась, начинать ли разговор. Но постепенно в ней поднялось непреодолимое желание посоветоваться с Лиз. Наконец, за два квартала до своего дома, Эмили вдруг спросила:
— Элизабет, ты когда-нибудь испытывала угрызения совести?
— Каждый когда-нибудь испытывает.
— А у тебя было так — ты знаешь, что это плохо, и все-таки делаешь?
— Тебя что-то мучает, Эмили? Эмили вздохнула.
— Я написала контрольную работу по химии, зная все задания.
— Как это могло случиться?
— Я понимаю, это подло. И я никогда в жизни не решилась бы на это, если бы…
Эмили замолчала. Она была готова признаться во всем, но не хотелось выдавать Джессику, особенно ее сестре. Элизабет не правильно поняла ее колебания.
— Может, не надо мне ничего рассказывать? Я ведь вижу, как тебе тяжело приходится в ансамбле.
— Это не оправдание. Мне очень стыдно, Лиз. Я никогда в жизни не делала ничего подобного.
— Почему ты мне говоришь об этом, Эмили?
— Не знаю. Может, потому, что я тебе верю, Лиз. Не представляю, что теперь делать! А ты как думаешь?
— По-моему, единственное, что можно сделать, это пойти к Руссо и все ему рассказать. — Элизабет барабанила пальцами по рулю, взвешивая каждое слово. — Правда, для этого потребуется немалое мужество.
