Она замерла, почувствовав, что слетевшая с ее губ фраза прозвучала слишком резко. Чего доброго Мертон решит, что я ревную, пронеслось у нее в голосе. Когда же я наконец научусь держать язык за зубами! – подумала Глэдис.
– Во всяком случае, я не терял времени, глазея по сторонам, как это делали некоторые, – насмешливо заметил Джозеф. – Кроме того, ты все еще не ответила на мой вопрос.
– На какой? – Она протянула бокал проходившему мимо официанту, чтобы тот наполнил его.
– Почему ты такая сердитая?
– Я не сердитая, – сердито сказала Глэдис. Боже, какой трудный день, подумала она. Почему другие девушки могут часами поддерживать светскую беседу, а я не выдерживаю и нескольких минут.
– Меня не обманешь, – заявил Джозеф. – Я весь день наблюдал за тобой и пришел к выводу, что ты не очень-то веселишься.
Услышав это, Глэдис несказанно удивилась. Ей казалось, что Мертон вообще на нее не смотрел.
– Терпеть не могу свадьбы! – недовольно пояснила она. – Не выношу всю эту суету. Тебе хорошо, ты прилетел только вчера вечером и впервые показался лишь в церкви. А я нахожусь в этой суматохе уже целую неделю! Мне пришлось выслушивать длиннейшие рассуждения о том, какого цвета должны быть скатерти на столах и сколько букетов отправить в церковь. И каждый возникший спор обязательно заканчивался слезами Берты или ее матери! Как будто счастье молодой семьи зависит от того, зелеными или розовыми будут скатерти! По мне, так пусть они будут лиловыми в желтый горошек.
Глэдис понимала, что ее суждения звучат слишком резко, но ничего не могла с собой поделать. Она никогда не занимала нейтральную позицию. Фразы наподобие «Меня это не волнует» или «Не знаю, что сказать» были не для Глэдис. У нее всегда имелось собственное мнение, как правило очень категоричное, и она говорила то, что думает, не заботясь о последствиях. Лучшая подруга Берта неоднократно советовала Глэдис стать немного дипломатичнее, но множество попыток последовать благому пожеланию не увенчались успехом.
Однако на Джозефа, похоже, ее слова не произвели никакого впечатления. Очевидно, он счел меня закоренелой феминисткой, решила она. Ей показалось, что нужно попытаться развить свою мысль.
– Ведь глупо отрицать, что чувства, возникшие между Бертой и Рэндалом, во сто крат важнее всего этого… – Глэдис помедлила, подбирая подходящее слово, – спектакля!
– Очень выразительно, – насмешливо кивнул Джозеф. – И я поверил бы в твою искренность, если бы прежде мне не приходилось слышать подобные утверждения от женщин, которые мгновенно отказывались от своих принципов, как только подворачивался случай завлечь бедного, ничего не подозревающего мужчину под венец!
– Я не принадлежу к такому типу женщин, – сухо заметила Глэдис. Если Мертон относится к ней с предубеждением, зачем попусту расходовать красноречие? – Меня удивляет, что, несмотря на столь циничное отношение к браку, ты согласился стать свидетелем Рэндала.
– На этот брак я смотрю по-иному, – пояснил Джозеф. – До сегодняшнего дня я лишь однажды встречался с Бертой, но уверен, что они с Рэндалом составят отличную пару. Надеюсь, ты не станешь спорить? Вот тебе действительно не стоило соглашаться на роль свидетельницы, если ты чувствовала, что это событие не принесет тебе радости.
Глэдис оглядела свое легкое, воздушное платье и пожала обнаженными плечами.
– Какая радость может быть оттого, что тебя облачили в прозрачную обертку, словно собачий ужин?
Джозеф внимательно оглядел Глэдис, начиная с цветка флердоранжа в волосах и заканчивая атласными туфельками. Затем взгляд серебристых глаз снова вернулся к лицу. Если бы не чересчур бескомпромиссное выражение, его можно было бы назвать красивым. Тонкие черты и безупречная кожа заслуживали восхищения, но прямые брови придавали лицу неуместную суровость, которая вдобавок подчеркивалась упрямой линией подбородка и смелым взглядом зеленых глаз.
– Ужасно, правда? – спросила Глэдис, слегка порозовев под пристальным взглядом Мертона.
– Платье здесь ни при чем, – констатировал Джозеф. – Оно не очень тебе идет, но ради Берты ты могла бы постараться выглядеть более счастливой.
– Я стараюсь изо всех сил, – возразила она. – Я уделила внимание всем тетушкам Берты и Рэндала. И каждой из них нужно было улыбаться и говорить какие-то теплые слова. Кроме того, мне приходилось смеяться над всеми старыми шутками и избитыми анекдотами, которые принято рассказывать на свадьбах. Поэтому не стоит упрекать меня в том, что я ничего не делаю для Берты! – заносчиво произнесла Глэдис. – Я дала Берте обещание, что буду приветливой со всеми, и я держу слово!
В серебристых глазах Джозефа мелькнуло непонятное выражение.
– Со мной ты не была приветливой, – напомнил он.
– Мне пока не представилась такая возможность, – фыркнула Глэдис, до сих пор уязвленная тем, что у Мертона только сейчас нашлось время для нее. – Или нужно занять очередь, чтобы удостоиться общения с тобой наряду с другими дамами?
Джозеф помолчал, задумчиво глядя на нее.
– Я начинаю понимать, что имел в виду Рэндал, когда называл твой характер интересным, – обронил он.
Глэдис не смогла различить, чего в этих словах было больше – удивления или порицания.
– Мне часто приходилось слышать подобное выражение от людей, которым не хватало смелости сказать, что я им не нравлюсь.
– Меня еще никогда не обвиняли в отсутствии смелости, – холодно произнес Джозеф.
– Я сказала то, что думаю, – прямо посмотрела на него Глэдис. Вот в этом и заключается твоя беда, не уставала твердить подруге Берта. Окружающие находили подобную кристальную искренность устрашающей, но если она пыталась вести себя по-иному, то выглядела обманщицей в собственных глазах. Каждая такая попытка заканчивалась тем, что Глэдис снова становилась сама собой. Если Мертону не нравится мой характер, подумала она, пусть сам решает эту проблему.
Тем временем Джозеф продолжал глядеть в зеленые глаза Глэдис.
– Должен признать, что, отправляясь на эту свадьбу, я представлял себе подружку невесты совершенно иной, – заметил он.
– Постой, попробую угадать! Наверное, ты ожидал увидеть миловидную юную девушку с рассыпанными по плечам кудряшками, чей смех звенит серебряным колокольчиком?
– И с пушистым щенком на руках, – добавил Джозеф; в его глазах сверкнули веселые искорки, и, несмотря на все старания, Глэдис не смогла удержаться от смеха, мгновенно смягчившего суровое выражение ее лица и прибавившего теплоты зеленым глазам. Конечно, смех не прозвучал серебряным колокольчиком, но зато был грудным и очень женственным.
