В рекламе Рон делал упор на кухню и на атмосферу загадочности, окружавшую «Касабланку». Здесь не устраивалось пышных банкетов, сюда не приглашалось телевидение. Никаких шоу, никакой трескотни и мишуры, ничего такого, что могло бы повредить устоявшейся репутации, развеять ту ауру, над созданием которой пришлось столь упорно работать.
Все открытые им рестораны имели успех, и Рон не намеревался отступать от своих принципов, помня слова отца о том, что, если вещь не сломана, не надо ее чинить.
Питер ничего не сказал, только хмыкнул, и занялся салатом. Его привычка не доводить разговор до конца бесила Рона. Вот и сейчас он не сомневался, что старый лис замолчал намеренно, рассчитывая дать собеседнику возможность еще раз поразмыслить над предложением Ребекки.
Одним из вредных побочных эффектов успеха Рона Фримена был его статус полузнаменитости, что неизбежно привлекало к нему таких, как Ребекка. Но, хотя пресса и расписывала хозяина «Касабланки» как одного из самых влиятельных в своей сфере людей, он не собирался поощрять такую чушь. Поэтому, когда Ребекка предложила отснять часть ее ток-шоу на кухне — да еще привлечь к этому шеф-повара Виктора Прескотта! — Рон решительно и твердо произнес «нет». И как бы ни старались Питер или Ребекка, это решение не подлежало пересмотру.
Репортер покончил с салатом, но по-прежнему хранил молчание. И, лишь когда официант убрал пустую тарелку, Гриншоу поднял голову и посмотрел Рону в глаза.
— Ладно, валяй, — проворчал Рон, поднимая руки. За долгие годы знакомства с Питером он понял, что от того невозможно избавиться, пока все не будет высказано и выслушано. — Выкладывай, с чем пришел.
— У тебя расширится клиентура.
— Я доволен той, которая есть сейчас.
— Тогда просто окажи любезность Ребекке.
Рон пригладил волосы, стараясь понять, о чем говорит его друг. Что все это значит?
— Извини?
Питер лишь покачал головой и, надорвав пакетик с сахаром, высыпал «белый яд» в кофе.
Позвякивание ложки в чашке действовало Рону на нервы. Как и молчание собеседника.
— Пит…
— Вот что, сынок, по-моему, тебе следует подумать об этой девочке, — сказал Гриншоу, делая знак официанту. — Особенно с учетом того, как вы расстались.
Раздражение на какое-то время отступило перед злостью, но Рон заставил себя сдержаться. Интересно, что там наболтала Ребекка?..
— Во-первых, мы с ней не встречались. Пообедали пару раз, и только. Это не то, что называют «отношениями». — По правде говоря, они не только обедали, но и переспали. Однако оба знали, что никакого продолжения не последует. — А если бы и встречались, то все равно я не меняю свои взгляды в угоду кому бы то ни было. Ни тебе. Ни Ребекке. И никак иначе.
— Если ты уверен…
К столику подошел официант.
— Я уверен, — сказал Рон.
— Тебе бы это не помешало. В следующую субботу исполняется ровно шесть лет с того дня, как ты открыл «Касабланку». Не юбилей, конечно, но все же… — Гриншоу повернулся к официанту и начал обсуждать десерт.
Рон нахмурился. Он отлично знал, что в следующую субботу у «Касабланки» день рождения. Каждый год при приближении этой даты ему приходилось проходить через ад. Ад воспоминаний о Клэр Уинслоу. Одно неосторожное слово — шлюзы откроются и поток этих воспоминаний подхватит его как щепку и унесет на шесть лет назад, чтобы выбросить потом на пустынный берег одиночества.
Шесть лет назад все складывалось как нельзя лучше: открытие первого ресторана, присутствие женщины, которую он любил и которая, как ему казалось, любила его. Но все вышло иначе. Он оказался дураком. Кретином, который стоял в этом самом зале с обручальным кольцом в кармане и был уверен, что его мечты — это и ее мечты. Через два дня она улетела в Голливуд с другим мужчиной. Годы прошли, а память все еще хранила тот день.
Как последний идиот, Рон ждал, пока они поженятся, чтобы заняться с ней любовью. Но, очевидно, рыцарское поведение не вызывало восторга у Клэр, и довольно скоро до Рона докатились слухи, а потом он увидел и фотографии в газетах. Она и Рик О'Нил — эта тема пользовалась успехом и освещалась во всех деталях.
Такой поворот событий совершенно выбил Рона из колеи. Но, к счастью, ненадолго.
И все же больше всего его раздражало то, что даже по прошествии шести лет Клэр никак не выходила у него из головы. Он до сих пор не знал, как повел бы себя при встрече с ней — то ли бросился бы навстречу, то ли перешел бы на другую сторону улицы. Мысль о том, что Клэр Уинслоу до сих пор имеет над ним какую-то власть, всерьез беспокоила Рона. И тем не менее дело обстояло именно так. Эта женщина, как говорится, влезла ему под кожу.
— Знаешь, я решил обойтись без десерта, — со вздохом сообщил Питер. — А ты? Решил что-нибудь? Я имею в виду программу Ребекки.
Натянуто улыбаясь, Рон встал из-за стола.
— Я тоже решил. Обойдусь. По-моему, дискуссия закончена.
Он кивнул репортеру и, не задерживаясь возле столиков, направился на кухню, чтобы немного расслабиться и привести мысли в порядок.
Рон не принадлежал к числу людей, склонных жалеть себя, но раз в год допускал исключение.
Остальные пятьдесят одну неделю он целиком сосредотачивался на работе и, в общем, был доволен жизнью. Но несмотря на парад женщин, сопровождавший его статус псевдознаменитости, ему до сих пор не повстречалась такая, которая действовала бы на него так, как Клэр. Одна половина Рона Фримена молилась, чтобы найти кого-то, кто помог бы наконец забыть ее. Другая половина упрямо цеплялась за память о ней, не желая избавляться от засевшей в сердце занозы. К сожалению, вслед за воспоминанием приходила уже знакомая злость. Злость на Клэр за то, как она поступила с ним.
Привычные запахи и звуки, наполнявшие кухню, успокоили Рона и даже подняли настроение: позвякивание кастрюлек и сковород, шипение масла, едкий запах чеснока и лука. Он подошел к шеф-повару.
— Узнаю взгляд, — заметил Виктор. — Это взгляд всегда появляется у тебя за неделю до очередной годовщины открытия «Касабланки».
Губы Рона сами собой сложились в усмешку.
— Думаю, я это заслужил.
— Заслужил что? Право похныкать?
Виктор поднял голову, на секунду оторвавшись от соуса, приготовлением которого всегда занимался лично. За его спиной кипела обычная работа, но время ланча уже подходило к концу и напряжение спадало — заказов становилось меньше.
— Шесть лет назад женщина, которую я любил, отвергла предложение выйти за меня замуж и сообщила, что уезжает в Голливуд. — Рон говорил негромко, чтобы его слышал только Виктор. — Еще через год она связалась с каким-то проходимцем, которого сочла своим героем. Вот почему я полагаю, что вправе раз в год предаться меланхолии.
