— Жарко? Я убавлю кондиционер.
— Нет, спасибо, — сказала она вежливо. — Я посплю немного, ты не против? Ночь была не очень.
— Бурная? — хмыкнул он, все же чуть убавив температуру воздуха.
— Нет. Об Ирине думала. Почему она вызвала и меня тоже? Мы ведь с ней уже Бог знает, сколько времени не общаемся.
— Могла бы не ехать, — сказал он спокойно. — Она бы поняла.
Таша промолчала. Могла. Но не хотела показывать себя такой, какой ее, естественно, представил другим после развода Даниил. Ничего не желающей делать для семьи, безразличной ко всему, кроме того, что касается непосредственно её. Истеричкой, закатывающей сцену каждый раз после того, как он задерживался по делам.
Ирина пережила бы ее отказ, в этом Таша не сомневалась. Они больше не были близки, хотя иной раз ей очень не хватало спокойного присутствия сестры Дана где-то за спиной. Не совета, не наставлений, простого присутствия. Ирина никогда не вмешивалась в их с Даниилом дела. Она просто была рядом, когда это было нужно. И вот теперь представилась возможность отдать ей этот долг. И Таша хотела быть рядом, когда была нужна ей.
— Неважно, — сказала она, отворачиваясь к окну, за которым убегала прочь объездная. — Разбуди меня на границе, ладно?
— Ладно.
Милый диалог. Вот и все, что им есть сказать друг другу после почти двухлетнего молчания. Таша закусила губу. Хотелось бы, чтобы все было иначе. Но что уже поделаешь. Они сами сломали все то, что построили за эти короткие три года. Быстро сломали, быстрее, чем строили. Кто виноват? Она? Он? Жизнь? Задумавшись над ответами на эти вопросы, она не заметила, как уснула.
Разбудил ее Дан.
— Наташ, проснись.
Она открыла глаза, сразу не сообразив, где находится. Машина? Дан рядом? Тут же Таша вспомнила о письме.
— Где мы?
— Почти приехали.
Только тут она обратила внимание на то, что уже вечереет. Она проспала полдня?
— Который час?
— Три часа. Ты почти семь часов спала.
— Я же просила тебя на границе меня разбудить, — сказала она с досадой.
«Представляю, какой теперь у меня вид, — Таша поспешно потянулась за сумочкой, лежащей на заднем сиденье. — Надо хотя бы причесаться».
— Проверка была символической, я ведь часто здесь езжу, — сказал Дан на удивление мирно. — Я позвал тебя, но ты спала крепко, и будить я не стал.
Таша смутилась. И чего, в самом деле, она злится.
— Прости. Как-то быстро меня сморило. Давно не ездила на дальние расстояния.
— Все нормально, — сказал он, как в старые добрые времена — с легкой насмешкой в голосе, будто подтрунивая над ней. — Я еще не забыл, где ты хранишь документы, так что ничего страшного не случилось.
Они въехали на серпантин. Через два часа, как свидетельствовала карта, дорога была должна спуститься к туристической базе. За три километра от нее находился зимний дом Ирины. Потрясающая лыжница, она обожала зиму, горы и все, что было с этим связано, и проводила в горах весь курортный сезон. Иногда Ирина сдавала домик парочкам, желающим уединения. Плата была символической, но домик хотя бы не пустовал.
«Если в моем распоряжении есть что-то, чем я могу поделиться, почему бы и нет? — говаривала она, когда Дан ругал ее за беспечность. — Боже мой, Дань, что они могут оттуда своровать? Ну камин выломают, ну кружевные скатерти заберут. Подумаешь. Я от этого беднее не стану».
Всю дорогу Таша мучительно подбирала темы для разговора, стремясь хоть как-то разбавить повисшее в салоне молчание, но ничего в голову не пришло. Темнело. Вот уже показалась и исчезла за поворотом сверкающая огнями туристическая база. Дорога свернула со склона и повела их чуть вниз, в небольшую долину, если так можно было назвать огромную седловину с километр в поперечнике.
Вглядываясь в разгоняемую светом фар тьму, Таша пыталась отыскать взглядом домик. Но вокруг была только ночь, нетемная, серо-синяя, как сложенное крыло голубя-сизаря. В ее душе зародилась тревога. Спасть в восемь часов вечера Ирина бы явно не легла.
— Так, успокойся, — железные нотки в голосе Дана свидетельствовали о том, что он увидел и почувствовал ее состояние. — Возможно, она ушла на базу. Или у нее сел генератор. Да мало ли что. Перестань дергаться раньше времени.
Таша кивнула, пытаясь взять себя в руки, но ничего не могла поделать. Волнение накрывало с головой. Такая уж ее природа. Эмоции, эмоции. Она жила чувствами, как другие живут логикой, не умела их сдерживать и нажила в свое время из-за этого кучу проблем и врагов. И развод. Да, Даниил миллион раз повторил ей, что если бы она хоть чуть-чуть думала, прежде чем сказать, их брак еще можно было бы спасти. Но Таша была не только эмоциональна. Она была горда. Признавала ошибки так редко, что можно сосчитать по пальцам. Не потому что не считала себя виноватой. Стыд и раскаяние терзали ее так же, как других людей, но… признать неправоту, признаться в ошибке — это для нее смерти подобно. Не прощающая себя и непрощенная другими, она жила в вечной войне с самой собой за право совершать неисправимые ошибки… И понимать их неисправимость.
Она надеялась, что когда-нибудь это пройдет.
Дан подъехал к домику со стороны гаража, оказавшейся подветренной. Заглушил мотор, попросив Ташу пока сидеть на месте и не выходить из теплого салона. С трепетом она смотрела на темный пустой дом. Картины одна страшнее другой пролетали перед глазами. Вот Ирина лежит на кухне мертвая, убитая какими-нибудь ворами. Вот ее замерзшее тело Дан найдет где-нибудь за гаражом.
Она едва не удержала Даниила, когда он направился к входной двери. Сквозь завывания ветра Таше отчетливо слышала стук в дверь его голос.
— Ира! Солнце, ты что там, уснула?!
После нескольких бесплодных попыток стало ясно, что Ирины в доме нет. Но у Дана нашлись ключи, а значит, оставаться на морозе больше не было смысла. Открыв замок, он впустил Ташу в дом, зажег везде свет, благо, что генератор работал, и, велев ей пока не раздеваться — в доме оказалось почти так же холодно, как на улице, только без ветра, ушел в гараж за вещами.
Она прошла по комнате, совмещающей кухню и столовую, заглянула в холодильник.
— Ты что делаешь? — Дан вошел в дом с охапкой дров в руках, захлопнул дверь и подозрительно уставился на Ташу.
— Холодильник не пустой, — радостно сказала она, показывая ему початую банку арахисового масла. — Значит, она просто ушла.
— Генератор работает, — хмыкнул Дан. — Уже по этому можно было догадаться.
Он прошел к камину, забросил туда дрова. Система отопления в доме была примитивная, но камин обеспечивал достаточно тепла для того, чтобы ходить в легкой одежде, не замерзая. Правда, приходилось ждать несколько часов, пока прогреется весь дом, но столовая-кухня нагревалась почти сразу. Вскоре Дан, а за ним и Таша сняли верхнюю одежду. Дан остался в свитере и джинсах, Таша — в спортивном костюме. Зашипел чайник.
— Выпьешь чаю? — спросила Таша, наливая себе душистого травяного напитка в узорчатую фарфоровую чашку.
Дан, устало откинувшийся в кресле, кивнул.
— Ага, спасибо. Ты — настоящий друг.
Она отвернулась, скрывая выражение лица. Улыбка, дурацкая улыбка наползла на лицо от его слов и все не хотела никак сниматься. Таша наполнила чашку из пузатого красавца-чайника, поставила на стол конфеты и варенье.
— Идем.
Дан молчал и не открывал глаз.
— Идем, я налила, — повторила она несмело, и осеклась, поняв, что он просто-напросто уснул.
Осторожно пересев за столом так, чтобы оказаться как раз напротив кресла, Таша принялась пить чай, разглядывая человека, который когда-то давно украл ее сердце.
За окном дул ветер. Он робко постукивал в окна своим невидимым кулаком, легонько, не со зла, подбрасывал искры в камине, заставляя их кружиться в хороводе.
Таша помыла посуду, осторожно, стараясь не разбудить Дана, но, в то же время, желая его пробуждения, как никогда. В пустом, но полном звуков доме ей становилось не по себе. Каждая тень дышала жизнью, каждый шорох нес опасность. Все время казалось, что кто-то смотрит на нее из незанавешенных окон. О том, чтобы подняться в спальню, не могло быть и речи. Она не могла представить себе, как будет спать одна в наполненной перешептыванием ветра комнате.
