— Нет! Эта жердь Хилари увела его у меня. Легла под Арчи! — зло бросила Барбара.
— Какая подлость! — возмутилась Дженифер. — Тебя же выбрали из всех, кто участвовал в пробах!
— Сделали вид, что я не прошла… Да ладно, сестренка, не расстраивайся. Скоро мы заживем преотлично! — Тем временем Дженифер и Барбара вошли в дом. — Фи, как здесь противно! Ковер совсем лысый! И эти уродцы рыцари! — воскликнула, презрительно окидывая взглядом холл, Барбара. — Дженни, тебе не кажется, что эта ржавая махина скоро рухнет? — Барбара указала рукой на люстру.
Дженифер взглянула на потолок. Старинная массивная бронзовая люстра, висевшая на железных цепях, и впрямь казалась накренившейся на один бок.
— Попрошу отца Мартина взглянуть на нее, — недовольно пробурчала она. Замечания сестры ей не понравились. Вчера Дженифер вместе с Уинни целый день драили холл, и он, по ее мнению, сейчас выглядел посвежевшим и очень приятным.
— Неплохо чего-нибудь выпить…
— Пойдем на кухню, Барбара. Мамми Уинни приготовит чай. Утром она испекла овсяные лепешки. Такие вкусные! — При мысли о лакомстве, которым она может угостить сестру, у Дженифер моментально прошло недовольство от замечания Барбары. Схватив сестру за руку, она потащила ее за собой.
Кухня, как и все остальные помещения замка, выглядела убого. Одну ее стену полностью занимал старинный очаг. Он был таким огромным, что бык целиком, с рогами и копытами, легко поместился бы в нем. Вероятно, давным-давно, когда в замке кипела жизнь и число его обитателей не равнялось двум женщинам, очаг трудился целыми днями, зажаривая и оленей, и быков, а уж про зайцев, перепелов и куропаток говорить и не приходилось. Он легко превращал их во вкусные с поджаристой корочкой блюда. Сейчас об очаге никто не вспоминал. Он стоял угрюмый, с открытой пастью, всеми забытый.
Кирпичная кладка кухни закоптилась от времени и огня, и никакие усилия Дженифер и Уинни не могли изменить ее вид.
— Барбара, девочка моя, приехала, моя радость! — всплеснула руками толстая пожилая женщина, которая в этот момент что-то жарила на газовой плите, модель которой уже не выпускалась несколько десятилетий.
Барбара клюнула губами щеку бывшей няни, сморщила брезгливо свой хорошенький точеный носик и с неожиданно доброй улыбкой произнесла:
— Теперь отдохнешь. Вот продадим…
— «Ягуар»? — подхватила Дженифер. — Ты решила наконец с ним расстаться?
— Садись, моя птичка, садись… Сейчас тебя сливками попотчую… — Уинни, несмотря на свою комплекцию, шустро метнулась с двумя кружками в кладовую и через минуту уже ставила их на стол. — Вот, мои дорогие девочки. Пейте на здоровье!
На столе рядом со сливками, словно из-под земли, появились поджаристые овсяные лепешки.
— Вы, обе, с ума сошли от одиночества, что ли?! — вскричала Барбара. — Одна «ягуар» собралась продавать, а другая — сливками угощает…
— Сливки хорошие, свежие, жирные…
— Кто же, Уинни, теперь пьет сливки? Только вот эта деревенщина, моя сестрица! — Барбара презрительно хмыкнула. — Я, кроме обезжиренного йогурта, никаких других молочных продуктов в рот не беру.
— Сливки вкусные… — подвигая к себе стакан и делая глоток, выступила на защиту мам-ми Уинни Дженифер. — Напрасно отказываешься!
— Удивляюсь, как можно жрать такой калорийный продукт и оставаться худой, — заметила Барбара. — Я вынуждена все время придерживаться диеты.
— Испортишь себе желудок, моя девочка. Потом лекарства замучаешься покупать.
— Уинни, я же фотомодель! Мне фигура нужна. Это вот Дженни может жрать все подряд!
— Так, что там насчет «ягуара», я не поняла? — откусывая кусок овсяного печенья и запивая его сливками, спросила Дженифер.
— С «ягуаром»? Ничего! Это единственная память о сэре Джоне…
— Твой бывший муж умер? — схватилась рукой за сердце Уинни и добавила: — Упокой, Господи, его душу!
— Фу, Уинни, что за бред ты несешь?!
— Ты же сама сказала, что машина единственная память о нем… — поддержала няню Дженифер.
— Конечно, единственная… Он отнял у меня содержание!
— Барбара, милая, как же ты жить будешь?! А еще этот прокол с контрактом! — Дженифер бросилась к сестре и обняла ее.
Барбара с неудовольствием отстранилась.
— Дженни, у тебя руки жирные! Пятна оставишь! А Джон подлец, каких свет не видывал, не изменяя интонации, сказала она. — Поймал меня в ловушку!
— Он по закону обязан тебя содержать! — не обращая внимания на замечание сестры и продолжая нежно поглаживать ее по плечу, заметила Дженифер.
— Если я не работаю…
— Ты же не работала на момент развода!
— Адвокаты Джона придрались к тем фотографиям. Помнишь, на которых я позирую с рыбой…
— Но это же любительские фотографии, — возразила Дженифер.
— Они сделаны профессионалом и были помещены в журнале!
— Ну и что? Ты тогда гостила… Как его? Забыла… А, у сэра Перси! — сказала Дженифер. — Он же не платил тебе за позирование с пойманным им лососем! Это работой не считается…
— Я не могла признать это публично!
— Почему? — воскликнули в один голос Дженифер и Уинифред.
— Почему, почему… — передразнила их Барбара. — С какой радости я отправилась к сэру Перси, а? Вы об этом не подумали? Я же сказала своему придурку, сэру Джону, что еду работать. Ра-бо-тать, понимаете?
— Зачем? — изумилась Дженифер.
— По-твоему, я должна была сообщить, что еду к любовнику?
— Деточка моя, что ты такое говоришь?
— Уинни, я давно уже не ребенок. Да и Дженифер вышла из детского возраста, — в сердцах проговорила Барбара и добавила: — Уинни, свари кофе! Дженни, как кот, налакалась сливок, а у меня в горле пересохло…
— Кофе? — удивилась Уинифред. — У нас нет кофе. Давай сделаю тебе чай. Настоящий наш английский чай с капелькой сливок и ложечкой сахара. Хорошо, Барби?
— Не зови меня этой дурацкой кличкой, Уинни! — одернула няню Барбара. — А чай, так уж быть, сделай!
Через некоторое время Барбара пила горячий душистый чай, а Уинни и Дженифер с любовью на нее смотрели.
— Помнишь Генриетту, Дженни?
— Ту, у которой я в детстве была на свадьбе?
Голос Дженни прозвучал глухо и напряженно, но Барбара не обратила на это внимания.
— Да. Она, оказывается, хорошо устроилась в жизни. Директор гостиничного комплекса в Брайтоне. Везет же некоторым…
— Значит, много работает, — заметила Уинифред.
— А где шавка, Дженни? Сдохла? — не обращая внимания на слова няни, спросила Барбара.
— Ты про Молли? Как ты можешь так говорить, Барбара? Молли не шавка, а очаровательная собака. И она жива-здорова.
