— Лучше? — спросил он.
— Гораздо лучше, — призналась она, ввинчивая пальцы ног в прохладный песок. Но когда волна нежно лизнула ее пятки, от соли, попавшей на свежие волдыри, стало нестерпимо больно. Быстро отбежав, она услыхала смешок и поняла, что ее спаситель в восторге.
— Вы немножко садист? — спросила она сварливо.
— Я? — спросил он невинно. — Никогда. Просто мне пришло в голову, что этот маленький эпизод должен был вдохнуть в вас новую жизнь.
Джессика была вынуждена молча согласиться. Подстраиваясь к ее хромающему шагу, он спросил:
— У вас есть какая-то особенная причина для издевательства над своим телом сегодня?
— Я не издевалась над ним! — огрызнулась она. — Я думала, это очевидно: я старалась войти в форму.
Его глаза нежно скользнули по ней, приостанавливаясь на выпуклостях и впадинах ее груди, обтянутой влажной майкой. Он утешающе широко улыбнулся:
— По мне, вы в прекрасной форме.
Не обращая внимания на несколько порочный блеск в его глазах, она возразила:
— Дело не в форме тела. А в том, в каком оно состоянии, и, я надеюсь, вам ясно, что я не готовлюсь бежать марафон до Бостона.
— Вы собирались попробовать?
— Нет, черт побери! Вы не поняли. Я хотела добежать до маяка и обратно.
Он одобрительно покачал головой.
— Разумно. Но вы не думаете, что это надо делать более умеренно? Надо было начинать медленно, постепенно наращивая скорость.
— Еще медленнее, значит идти шагом.
— По крайней мере, это будет уже успех по сравнению с тем, что вы делаете теперь, — заметил он сухо, глядя, как она ковыляет рядом с ним. Не обращая внимания на блеск в ее глазах, с каким она посмотрела на него, он спросил — А вам не приходило в голову немножко размять кроссовки, прежде чем их надеть?
— Как-то нет, — ответила она коротко, с благодарностью думая, что они наконец-то дошли до ворот ее кооперативного дома и она отделается от этого обременительного знакомства. У ее спасителя на этот счет были совсем другие планы.
— Пойдемте выпьем пива, — предложил он, вынимая свой ключ и открывая ворота.
Губы Джессики из-за многолетнего чувства самосохранения быстро произнесли:
— Нет, я…
— Врачи советуют, — сообщил он твердо. — Кроме того, по-видимому, мы соседи. Нам надо лучше познакомиться.
Кевина самого удивила его решимость не дать ей сразу уйти. Инстинкт подсказывал ему, что с такой независимой женщиной не получится простого легкого флирта, к которому он привык и мог себе позволить в настоящее время. Между тем, только взглянув в эти печальные карие глаза, он был растерян… по крайней мере сегодня. Он сможет привести в порядок свои растрепанные чувства после, уверял он себя. Как всегда.
— Это правило кооперативного дома? — спросила она, дразня его своим низким грудным голосом и огромными глазами, сияющими удивлением.
— Нет, но это делает жизнь более приятной. И гораздо более интересной, — ответил он с обезоруживающей улыбкой.
— Ладно, — согласилась она, и он понял, что она удивлена не меньше его, что ему удалось ее победить. — Одна кружка пива.
Он почувствовал облегчение и добавил чисто по-дружески:
— В таком случае, вам не кажется, что нам надо хотя бы представиться? Я Кевин Лоуренс.
— Джессика Уоррен, — ответила она, называя фамилию по мужу, которой она продолжала пользоваться в личной жизни даже после бурного развода, которым кончился брак, нашумевший когда-то, как роман века. Это давало ей, по крайней мере, иллюзию анонимности, как-то отделяя ее от профессионалки Джессики Логан, бывшей девушки с обложек, а теперь широко известной хозяйки рекламного бюро, с которой многие хотели бы иметь дело.
— Тогда вперед, Джессика Уоррен. Пошли пить пиво. А заодно залепим ваши волдыри. Это моя специальность.
Швейцар заулыбался им, когда они шли через вестибюль.
— Добрый вечер, мистер Лоуренс, миссис Уоррен, — сказал он, глядя, как они подходят к лифту.
В лифте Кевин нажал кнопку девятого этажа. Он посмотрел на нее насмешливо и сказал мягко:
— Миссис Уоррен?
— Не беспокойтесь, — уверила она, забавляясь его реакцией. — Мистер Уоррен не придет разбивать вашу дверь и не переломает вам руки-ноги. Его уже несколько лет нет в моей жизни. Только что фамилия осталась.
— Уже легче. Замужние женщины — не моя специальность, — сказал он.
— Только одинокие, а? — неожиданно для себя Джессика сказала это резко, охваченная нелепой вспышкой чего-то, смехотворно напоминающего ревность. Дерзкая откровенность Кевина Лоуренса и его простодушное обаяние явно завоевывали ее. А может быть, и более того?
Ни один мужчина, включая обворожительного, непредсказуемого Тодда Уоррена, не заставлял ее чувства обостриться, как это сделал Кевин Лоуренс за полчаса. На нее опьяняюще действовал его острый мужской запах, голое пространство гибкого тела над линялыми, порванными джинсами, которые как влитые обтягивали его худые бедра и длинные мускулистые ноги, придававшие ему вид сильной и властной грации. При его росте более шести футов она чувствовала себя маленькой и даже хрупкой, и то, как легко он взял в свои руки ситуацию на пляже, заставило ее почувствовать себя удивительно защищенной. Для нее и самой было неожиданным, что ей понравится это ощущение, которое возникло вопреки ее воле.
В то же самое время она хорошо понимала разницу в их возрасте. Ему могло быть не больше тридцати одного — тридцати двух лет, а годы между тридцатилетними мужчинами и почти сорокалетними женщинами зияют как глубокая пропасть, через которую невозможно перекинуть мост. Особенно сегодня. Абсурдность размышлений о разнице в возрасте с мужчиной, с которым собираешься только выпить пива, была ею отмечена. Однако она не могла отделаться от чувства обреченности, которое они вызывали.
Войдя в квартиру Кевина, Джессика стала с любопытством оглядываться по сторонам. Меньше всего она ожидала увидеть традиционную мебель. Комната была буквально залита светом. Диваны и кресла были обиты материей, которая напоминала о Востоке. Деревянные столы мягко блестели, и их украшало множество статуэток. На стенах висели вперемежку картины, написанные маслом и акварелью, свидетельствующие о пристрастиях и утонченном вкусе; она узнала подписи некоторых известных художников.
Кевин наблюдал за ней с неподдельным изумлением.
— Вы, кажется, удивлены, — произнес он наконец.
— Да, — призналась она. — Я думала, что все молодые холостяки предпочитают стекло и хром, а квартира будет незаконченной без раскладного дивана в серых тонах и ярких пятен работ самых современных художников на стенах.
