Чувствуя, как пропасть между нею и всем привычным и знакомым становится все больше и больше, Лилиан рассеянно смотрела в окно подпрыгивающего вездехода, который ехал мимо заснеженных деревьев через плато, продуваемое всеми ветрами и лишенное каких-либо следов человеческого присутствия. Но некоторое время спустя, когда она почти распрощалась с надеждой увидеть какое-либо жилье, оно предстало ее взору, и Лилиан вздохнула с облегчением. Окна сияли золотистым светом, из труб валил дым — все, казалось, излучало тепло.
Распахнув дверцу, водитель соскочил на плотно утрамбованный снег.
— Внимательнее смотрите под ноги, ребята. Сегодня мы уже дважды посыпали песком дорожки, но нет-нет, да где-нибудь и попадается лед.
Еще бы ему не попадаться! И температура сильно отличалась от той, к которой привыкла Лилиан. Но какой-то человек, выйдя из здания, уже спешил им навстречу. Удивительно красивый, с чуть выгоревшими на солнце волосами, открытой улыбкой, стройной тренированной фигурой профессионального атлета, он вряд ли мог быть легендарным местным управляющим, решила Лилиан. Он слишком молод, для того чтобы достичь подобного успеха.
— Рад, что вы успели до того, как непогода снова покажет себя, — сказал он. — Пойдемте внутрь, обогреетесь, пока окончательно не заледенели.
Приветствие, безусловно, не светское, но не лишенное очарования. Как и дом, решила Лилиан, подняв взгляд на впечатляющий фасад.
Не похожий ни на сказочные замки прошлого столетия, ни на замысловатые шале, к которым привыкла Лилиан, он стоял, словно гордясь своей собственной, незаимствованной красотой, созданной сочетанием взмывающих вверх деревянных конструкций, облицовки из дикого камня, огромных сияющих окон. Спроектированный наподобие колеса, где от ступицы отходили четыре крыла-спицы, он повышался к центру до трех этажей, последний из которых был увенчан остроконечной крышей.
Войдя в широкую двойную дверь, Лилиан осмотрелась и была поражена увиденным. Все — от разветвлявшейся лестницы, ведущей на верхние галереи, до массивных балок под сводчатым потолком и камина, видневшегося справа, внутри которого не сгибаясь мог бы поместиться взрослый человек, — было непомерно огромным.
Даже рождественская ель, высотой не менее двенадцати футов, была увешана серебристыми игрушками размером с большой воздушный шарик. А что касается кожаных диванов, окружавших камин, то на них с успехом могли бы разместиться великаны, и при этом в комнате оставалось достаточно места для людей нормальных размеров.
И на всем — от длинного обеденного стола, стоявшего неподалеку от камина, до широких подоконников и старинного плетеного детского сапожка на каминной доске, — играли яркие красные блики, завораживающие взгляд. Картину рождественской идиллии довершали две красивые лайки, лежавшие на коврике перед камином и гревшиеся у пылающих поленьев.
Встав в очередь ожидающих регистрации, Лилиан принялась изучать план дома, который висел на стене за конторкой. Кто бы ни проектировал отель, он, несомненно, позаботился о том, чтобы удовлетворить любые возможные капризы постояльцев. Помимо различных гостиных, библиотеки и столовой, здесь были и банкетный зал с танцплощадкой, кинотеатр, гимнастический зал, сауна, бассейн, а также салон красоты, предлагавший всевозможные услуги — от маникюра до массажа.
Ах, она бы не отказалась от успокаивающего массажа прямо сейчас, чтобы привести в порядок мышцы, одеревеневшие после многочасового путешествия!
Пара перед конторкой отошла, уступив место Лилиан.
— Привет! — Служащая, молодая женщина, которую, судя по табличке на груди, звали Трейси, тепло улыбнулась ей и заглянула в список имен. — Давайте посмотрим. Вы, должно быть…
— Лилиан Моро.
— Ах да, конечно! Вы к нам прямо из Европы, верно? Добро пожаловать на Аляску! — Она снова посмотрела в список. — Поначалу мы зарезервировали для вас апартаменты здесь, в главном корпусе.
— Ну конечно, — сказала Лилиан, которой не понравилось слово «поначалу». Она едва вздремнула во время трансатлантического перелета, ее внутренние часы напрочь вышли из строя, и она не мылась с тех пор, как покинула Лозанну вчера днем. И обнаружить сейчас, что ей нет места в отеле, было бы невыносимо. — Именно таким было мое пожелание, когда я делала заказ шесть месяцев назад, через неделю я получила подтверждение из вашего офиса, что, несомненно, отражено в записях, и именно этот номер я рассчитываю получить сейчас.
Улыбка молодой служащей слегка поблекла.
— Да, конечно… но мы вынуждены предложить вам другую комнату. Она небольшая, но очень удобная. И потом, это всего лишь на одну или две ночи.
— У меня нет никакого желания втискиваться в меньшую комнату, и уж тем более — переезжать куда-то, когда вы сочтете это удобным. Я хочу, чтобы меня поселили в номер, который я заказала.
— Боюсь, это невозможно, — проговорила особа по имени Трейси. — Люди, занявшие его на прошлой неделе, еще не уехали.
— Тогда переселите в меньшую комнату их, — ответила Лилиан, не обращая внимания на слабый внутренний голосок, твердивший, что следует согласиться на предлагаемое и не устраивать скандала. Однако на собственном горьком опыте она поняла: если хочешь, чтобы другие относились к тебе с уважением, требуй только лучшего — от себя и для себя.
Несчастная Трейси покачала головой.
— Вы не понимаете, мисс Моро. Их не устроит комната. Это семья из четырех человек.
— Что за бред! — сердито воскликнула Лилиан.
— Какие-нибудь проблемы? — Голос, раздавшийся из-за ее плеча, был, напротив, бархатистым и сладким, как бельгийский шоколад.
— О, Тим! — Молодая служащая едва заметно вздохнула от облегчения. — Речь идет о номере Шеппардов. Мисс Моро немного расстроена из-за того, что он занят.
— Мисс Моро не просто расстроена, — поправила ее Лилиан, резко оборачиваясь к мужчине, бирка на груди которого извещала, что это Тимоти Эванс, управляющий курортом и человек, с которым она вела переговоры. — Она ужасно… огорчена…
Тимоти Эванс смотрел на нее с высоты своих более чем шести футов, его торс изящно сужался от впечатляюще широких плеч к стройным бедрам, густые темные волосы лишь на висках тронула легкая седина.
А что до его лица — о, именно оно заставило ее запнуться словно школьницу. Какие глаза: голубые, словно Неаполитанский залив в жаркий полдень, и холодные, отдаленные, как альпийские вершины в разгар зимы! Какой подбородок, какие скулы! А губы!..
Ее собственные моментально пересохли. Тимоти Эванс мог делать со своим ртом все, что ему заблагорассудится, — сурово поджимать его или позволить ему растянуться в сухой неодобрительной улыбке при виде мучений новой постоялицы, Но он никак не мог скрыть чувственного изгиба верхней губы, выдававшей в нем страстную натуру. Пламя таилось глубоко внутри, но не становилось от этого менее интенсивным.
