— Это так глупо с твоей стороны, Вики, — мягко сказал он. — Хотя Мартин когда-то и был достоин любви, теперь он не такой! Вбей это твердо в свою хорошенькую рыжую головку. Он жесткий, эгоистичный, одержимый только одним — деньгами.
— И это говоришь ты — его друг?
— Его бывший друг, Вики. Давно прошли те времена, когда Мартину была нужна моя дружба. Заметь, я жалею его от всего сердца. Но сейчас им владеет лишь одна идея — стать как можно богаче, и он ничего не замечает, кроме своих желаний. Я люблю его, это правда, но только вспоминая его таким, каким он был прежде, — бедным мальчиком, пытающимся облегчить жизнь своей матери. У меня нет иллюзий на его счет, Вики. И тебе советую их также не иметь. Мартин Кеннеди сокрушит без жалости тебя или меня, если мы окажемся на его пути.
— С тобой он не сможет так поступить, ты ему помог встать на ноги. Ведь именно благодаря тебе он смог арендовать свой первый маленький магазинчик.
Ричард вздохнул. Ему нравилась милая романтическая наивность Вики; она не была искушенной и циничной, как большинство ее сверстниц. Она получила эту престижную работу исключительно благодаря тяжелому труду и заслужила каждое пенни своей большой зарплаты. И когда-нибудь она встретит отличного, достойного малого и перестанет терзаться из-за Мартина Кеннеди.
— Давай, давай, — грубо сказал он, ненавидя себя за это. — Ты не первая глупая девушка, которая влюбляется в мужчину только потому, что он грубо обращается с ней.
Вики задохнулась, как будто ее накрыла тяжелая волна. Это были жестокие слова, особенно в устах мягкого Ричарда, который всегда был ее верным другом. Краска отлила от ее лица.
— Все это не так. Я имею в виду, что не влюблена в него. К тому же он вовсе не груб со мной.
— Он ужасно кричит на тебя.
Мягкие губы Вики сжались, а ее зеленоватые глаза засверкали.
— Ты нарочно говоришь все эти ужасные вещи. Что с тобой случилось? Почему ты пытаешься представить Мартина Кеннеди эгоистичным негодяем?
— Потому что он именно такой. А ты пугаешь меня, Вики, дорогая. Я боюсь, что ты считаешь, будто он сможет измениться, если у него появится любящая жена, которая будет греть ему домашние туфли у камина.
— Может, я действительно глупа, но думаю именно так. Женщина, которая будет верно любить его, сможет принести ему истинное счастье, я уверена в этом. Ему нужны простые человеческие радости. — В ее голосе зазвучали горькие нотки. — Но у него нет ни малейшего шанса, пока он окружен такими людьми, как Джойс и компания.
— Хорошо, хорошо. Пусть будет по-твоему. Только не позволяй своему романтичному сердцу думать, что это твоя миссия — дарить Дракону простые человеческие радости.
— Ричард! Я вовсе так не думаю! Знаешь, Пэт раздражает меня, называя его Драконом. Не поощряй ее.
— У твоей маленькой сестры очень здравое отношение к Кеннеди.
— Она терпеть его не может, точно так же, как шея маленького мальчика терпеть не может воду.
— Ты понимаешь, что я имею в виду? Здравый смысл. Меня раздражает ее лак для ногтей и ее брюки, но у нее куча житейской мудрости.
Наконец он действительно вывел Вики из себя. Красные флаги негодования рдели на ее щеках, ее гордая маленькая головка, покрытая бронзовыми кудряшками, высоко поднялась. Она нарочито погрузилась в работу, давая понять, что их разговор окончен, и Ричард с горечью подумал, что лучше было бы ему промолчать.
Он знал, что начинает стареть. Скоро он не сможет поспевать за быстрым развитием бизнеса Мартина. Он понимал, что даже сейчас его просто терпят в память о старых временах — потому что он знал мать Мартина и помогал ему поначалу. Его неторопливая работа часто раздражала создателя этого знаменитого шикарного универмага. Быстрый, безжалостный ум Мартина не терпел медлительности.
Как отличался теперешний Мартин от того живого, кареглазого парнишки, которого он знал когда-то! Мальчишка носился с одной лишь мыслью — заработать достаточно денег, чтобы облегчить жизнь своей больной матери, которую он обожал. Но мать умерла как раз в тот момент, когда дела постепенно пошли на лад. Чего он хотел теперь? Все больше и больше денег?
Как-то раз, когда Мартину было восемнадцать, он вбежал в обшарпанный офис Ричарда, располагавшийся в задних комнатах, почти рыдая от ярости. «Я покажу им, Ричард, я покажу им», — страстно клялся он, сжав кулаки и запрокинув свою красивую голову. Ну что ж, он все еще «показывал им». Но куда это вело его, что это сделало с ним?
Вики прервала его мысли. Она все еще сердилась на него, поэтому ее голос звучал высокомерно.
— Я собираюсь в магазин — если понадоблюсь, со мной можно связаться по селектору. Мне нужно подготовиться к совещанию закупщиков.
— Хорошо. Прости, что расстроил тебя.
Вики не могла долго злиться. Мгновенно ее холодность улетучилась, и она одарила его ослепительной улыбкой.
— Извини, что я так напала на тебя. Но я не выношу, когда начинают ворчать на мистера Кеннеди. Мне его жаль — ужасно, ужасно жаль. Я бы все сделала, чтобы он стал счастливым.
— Откуда ты знаешь, что сейчас он несчастлив?
— Он не может быть счастлив. Он как будто опутан цепями.
— Если он и опутан цепями, Стефани Джойс вряд ли сможет освободить его. Но у тебя это тоже не получится, так что оставь свои романтические идеи.
— Вы, мужчины, — сказала Вики с притворным презрением, — все одинаковы. Разве женщина не может просто пожалеть мужчину без всякого желания выйти замуж за него? Вы льстите себя мыслью, что все женщины просто одержимы идеей замужества. Я деловая женщина, и я сочувствую Мартину Кеннеди без всяких, как ты говоришь, романтических идей.
Она величественно вышла, но испортила весь эффект, снова высунув голову из-за двери с видом невинной девочки.
— Я люблю тебя, Ричард. И самое страшное, что твоя жена это знает!
Вики наслаждалась своими редкими визитами в универмаг. Она даже немного завидовала Пэт, которая работала в отделе дамского белья.
Пять этажей универмага были обставлены так, что каждая женщина чувствовала себя здесь принцессой. На полу лежали мягкие темно-серые ковры, повсюду кушетки, обитые атласом и парчой. Приглушенная музыка, нежные ароматы, огромные вазы с цветами поддерживали ощущение роскоши. Необъятный склад был хитроумно замаскирован за раздвижными зеркальными панелями, и только лишь некоторые изысканные вещицы были разложены на прилавках. Платья продавщиц, смоделированные в Париже, были одинакового покроя, но разных оттенков, так что девушки производили впечатление ожившего цветочного сада.
Но вся эта красота предназначалась не только для богатых. Все вещи были очень хорошего качества, и в том, что женщина совершала покупки в таком дорогом месте, не было ничего экстравагантного. Кеннеди не приветствовал высокомерия среди продавцов. Ледяные улыбки, пугающее «мадам», пренебрежительные взгляды, охватывающие снизу доверху потертое «лучшее» пальто, были запрещены. Каждую женщину, переступающую порог «Кеннеди», встречали как лучшего друга — и они приходили снова и снова, и богатые, и не очень.
