Старик наморщил лоб.
– А ты уверена, что рада познакомиться со мной? Может, я злой, противный и совсем-совсем тебе не понравлюсь.
Грэтхен долго пристально смотрела на него, потом задорно улыбнулась.
– Нет, понравишься. Ты вовсе не злой, а еще ты мой дедушка.
Старик смущенно прокашлялся и с наигранной строгостью сдвинул кустистые брови.
– Тебе пора ложиться спать. – Он повернулся к Фрэнсин, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Я поставлю кроватку для девочки в твоей старой спальне.
– Пойдем, дочурка, у нас был сегодня такой длинный день. А еще надо вытащить из машины вещи. – И, тяжело вздохнув, Фрэнсин вывела Грэтхен из комнаты.
Стук решетчатой входной двери пробудил в памяти молодой женщины целый рой воспоминаний. Сколько раз в дни моей юности я клялась себе уехать отсюда навсегда. И вот теперь я снова здесь и снова слышу этот ненавистный звук.
– Красотка, не бойся, сейчас я тебя вытащу оттуда! – Грэтхен откинула вперед пассажирское кресло и пролезла на заднее сиденье, где лежала, подрагивая, картонная коробка, из которой доносились отрывистые и пронзительные повизгивания. Просунув внутрь руку, девочка вытащила маленького щенка. Тот сразу замолчал и весело завилял хвостиком, радуясь свободе.
– Даже не знаю, как дедушка отреагирует на Красотку, – предупредила дочку Фрэнсин, скептически оглядывая щенка.
Кличка Красотка звучала иронически по отношению к безобразной собачонке, которую они нашли в мусорном баке в Центральном парке. С черно-белой всклокоченной шерстью, со сплющенным носом, этот щенок мгновенно покорил сердце Грэтхен.
– О, Поппи привыкнет к Красотке… так же, как и ко мне. – Грэтхен захихикала, а собачонка тем временем высунула свой маленький розовый язычок и лизнула ее в щеку.
Вытаскивая скудные пожитки из багажника, Фрэнсин, как обычно, залюбовалась своей чудесной дочуркой. Она понимала, что Грэтхен ниспослана ей свыше, что в ней – ее спасение. Дочка уберегла ее от безумия. Девочка – дар небес. Вся же остальная жизнь Фрэнсин, была настоящим адом.
Они пошли в дом, вдыхая благоухание жимолости. Высокая, до плеч, кукуруза напевала свою тихую знакомую песенку, и на миг Фрэнсин будто вернулась в далекое прошлое. Она вспомнила, как смеялась сама, вспомнила низкий мужской голос, и горько-сладкая радость охватила ее.
Фрэнсин посмотрела на стоявший по соседству дом.
В окнах нет света. Значит, в доме пусто. Интересно, живет ли там еще семья Трэвиса? Она попыталась не обращать внимания на боль, вечно сопровождавшую мысли о нем.
– Мамочка! А можно она будет спать со мной? – спросила Грэтхен.
– Что? – не поняла Фрэнсин, опьяненная ароматом жимолости, навевавшим мысли о неугасимой страсти, о давних грезах… и о Трэвисе.
Грэтхен настойчиво дергала ее за подол рубашки, что наконец вывело Фрэнсин из забытья.
– Ну так ей можно? – спросила девочка.
– Кому что можно? – Фрэнсин заставила себя сосредоточиться на словах дочурки.
– Можно Красотка будет спать со мной?
Фрэнсин покачала головой.
– Не самая лучшая идея. Ей придется спать на кухне. Надо будет постелить немного газет, ведь она еще не привыкла спать в доме.
– Но ей будет там одиноко.
Красотка заскулила, словно подтверждая жалобные слова Грэтхен.
Фрэнсин улыбнулась девочке.
– Она очень быстро привыкнет. А тебе не будет одиноко, поскольку мы будем спать вместе в моей старой спальне.
Грэтхен радостно улыбнулась.
– Думаю, мне здесь понравится, – заявила она, входя в парадную дверь.
В доме было тихо. Кресло-качалка стояла пустая. Фрэнсин и Грэтхен прошли в гостиную.
– А куда ушел Поппи? – тихонько спросила Грэтхен.
– Наверное, спать.
– Но он же не поцеловал нас на ночь! – разочарованно воскликнула девочка.
– Поппи вообще-то не привык целоваться, – ответила Фрэнсин, отгоняя прочь давнишние обиды.
Грэтхен изумленно посмотрела на нее.
– Что ты такое говоришь, мамочка? – возразила она. – Ведь он же мой дедушка!
Фрэнсин прикусила губу, стараясь удержаться от ответа, и отправилась с девчушкой наверх по лестнице, в старую спаленку, где она провела все свои детские годы. Если не считать второй кровати, поставленной у одной из стен, комната выглядела совершенно так же, как и пять лет назад, когда она покинула городок в поисках лучшей доли…
Фрэнсин поставила чемоданы около двери.
– Давай позаботимся о Красотке. А потом я уложу тебя.
В углу кухни они постелили на пол газеты, взяли старую оконную раму, которую Фрэнсин нашла на крыльце, и огородили ею небольшое пространство возле плиты.
– Ну вот, дочурка, а теперь и тебе пора спать, – сказала Фрэнсин.
Они выключили свет и вышли из кухни. Красотка им что-то проскулила, видимо пожелала доброй ночи.
– Мы собираемся остаться здесь, мамочка? – спросила Грэтхен, забравшись под одеяло и зевая во весь рот.
Фрэнсин, опустившись на край кровати, отбросила несколько темных прядок со лба девочки.
– По крайней мере, на некоторое время, – ответила она, а сама подумала: мне надо будет как можно скорее найти работу, поднакопить немного деньжат, чтобы снова уехать.
– Ты и правда здесь спала, когда была маленькой девочкой, вроде меня? – сонно спросила Грэтхен.
– Правда. Я любила стоять перед этим зеркалом и притворяться, что я знаменитая актриса. И у меня была маленькая бутылочка из-под духов в форме микрофона, я пела и говорила в нее.
Грэтхен засопела во сне, и Фрэнсин улыбнулась.
Медленно раздевшись, она натянула на себя просторную ночную сорочку и встала перед старым зеркальным шкафом, внимательно всматриваясь в свое отражение.
Та мечтательная девочка, которой она когда-то была, исчезла, равно как и строптивый подросток, стремившийся во что бы то ни стало сбежать из этого захолустного городка.
Из зеркала на нее смотрела незнакомая женщина, на лице которой, похоже, отпечаталась ее несчастная судьба. Ей ведь всего лишь двадцать три года, а кажется, будто все пятьдесят. Возвращение домой стало самым тяжким моментом в ее жизни.
Распрямив плечи, она отошла от зеркала. Я не проиграла, решительно напомнила она себе, просто мне не повезло. Я никому не признаюсь в собственной слабости, кроме как себе самой. Мне надо немного времени и чуть-чуть удачи, и тогда мы снова вернемся в Нью-Йорк. Если бы не Грэтхен, я ни за что не вернулась бы сюда, в этот дом, с которым связано столько болезненных воспоминаний. Я осталась бы в Нью-Йорке, ночевала бы в машине, согласилась бы на любые тяготы, лишь бы осуществить свою мечту…
Но у меня есть Грэтхен, и я не могу жертвовать девочкой ради честолюбивых планов, а проблемы, останься я в Нью-Йорке, неминуемо возникли бы. Грэтхен заслуживает уютной постельки, хорошей еды и теплых, солнечных дней, а этого добра здесь хоть отбавляй.
