обращал на него внимание, теперь либо были награждены кусочком этой печали, либо хмурились. У всех вызывала недоумение его печаль. Но он не видел всего этого, он был весь погружён в себя. Он уже не думал, что делать, куда идти, что-то само вело его. Он просто держал в себе оборону от тёмных мыслей, ибо они уже подступали к его разуму…
Пока он шёл (ещё не зная куда), он начал вспоминать то, что с ним уже произошло сегодня. И вот тут восстало в его разуме отвращение к самому себе, пока ещё слабое, но многообещающее. Он вспомнил, как нагрубил своим ответом мадам «Тю-лю-лю», как он крикнул бывшей однокласснице «Уходи!». Он подумал, что именно от этих слов она и ушла. И, если бы он не сказал ей этих слов, она бы ни за что не покинула его. Эти мысли вызвали в нём ещё большее отвращение к себе. Через несколько мгновений он вспомнил слова бывшей одноклассницы насчёт злых людей, и теперь он понял, куда лежал его путь.
Эти слова он бы не принял ни в здравом уме, ни сейчас, ибо в его душе находится свет, и сам он является светом. Он направлялся в церковь. Он всегда ходил туда, когда его настигал такой час: час отчаяния, час смуты. Но он не ходил туда просить помощи себе, нет. Он ходил молиться о других и просить помощи другим. Он просил прощения перед Богом за себя и за всех. Но теперь дело должно было пойти иначе…
Он не поднял голову, чтобы перекреститься перед входом, он сделал это с опущенной головой. И он сделал это не как обычно два раза – один перед входом на территорию церкви, второй перед входом в само здание. Он перекрестился быстро один раз перед входом на территорию церкви. Когда он вошёл в церковь, он быстро промелькнул мимо прихожанки, пока та смотрела вниз, и, только когда она могла увидеть лишь его спину, еле выжал из себя слово «Здравствуйте». В ответ он услышал добродушное «Здравствуй», как и всегда слышал здесь, но не обратил на это внимания. Дальше произошло что-то странное и двоякое.
Наверное, факт того, что он не обращал внимания на многие вещи, являлся одной из главных причин его нынешнего печального положения. Судьба не раз посылала ему знаки о том, что не нужно было вестись за этой девочкой. Он даже видел однажды в её глазах пустоту… Там не было любви к нему. Но он был так зомбирован своей любовью к ней, что не обратил на эту пустоту внимания…
Всё это время почти все его мысли сбывались почти в точности. Все, кроме мыслей о девочке, из-за которой он страдал. И вообще мыслей о любви. Но сбывались лишь короткие мысли, которые можно было легко запомнить в точности. Длинные выдумки уходили в бездну, так и не исполнившись. Но теперь, в этот ничем не особенный, но переломный, наверное, для него день это правило сломалось или поменяло полюса.
Он давно представлял себе то, что он, придя в церковь, падал на колени и плакал. Но такого не было ещё ни разу. До этого дня. Теперь он всё же упал на колени и заплакал пуще, чем на улице и у тира. Прихожанка услышала это и подбежала к нему, спросив затем «Что случилось?». В ответ он издал такой дикий плач, что сам батюшка, который находился в церкви в этот момент в другой «комнате», услышал его. Он вышел, услышав этот стон.
Это был третий человек, которого не ожидал увидеть страдалец. Это был тот самый батюшка, которого он полюбил ещё в детстве. Он полюбил его за то, что тот поливал его святой водой на каждый его день рождения. Но, когда он был в этом храме на каком-то празднике, уже и не вспомнить каком, он изменил любовь к этому батюшке на отвращение. Причиной тому было то, что батюшка слишком долго просил деньги. Это длилось минут пятнадцать точно. Но сейчас парнишка уже забыл об этом. Батюшка всегда говорил ему, что он хороший и будет очень добрым человеком. Он не ошибся. Но он не знал, что этот добрый и хороший человек будет так страдать. Причём страдать из-за любви! Точнее он страдал из-за потери любви. Об этом он должен был рассказать батюшке…
Когда батюшка вышел, парень всё ещё рыдал, не обращая ни на что внимания. Батюшка обратился к нему.
– Что случилось, дитя Божие?
– Ничего…
– Почему же ты тогда плачешь? Ведь слёзы твои, да такие горькие, не должны быть напрасны. Ты что-то сделал плохое?
– Нет…
– Что же тогда случилось? Пойдём со мной, ты мне всё расскажешь, и я постараюсь тебе помочь. Ведь не зря же ты пришёл сюда именно сейчас, когда я здесь. Я скоро должен был уйти, но я останусь.
Батюшка отвёл его в ту самую «потайную» комнату. Парень не знал, как она называется, а узнать её название ему и не приходило в голову. Поэтому он зазвал её «потайной». Батюшка дал выпить ему святой воды, перекрестил его, как следует, три раза и дал в руки библию. Это, скорее всего, и успокоило его на время пребывания в церкви. После этого «обезболивающего обряда» батюшка вновь заговорил.
– Ну что же, расскажи мне, дитя Божие, чем же ты так печалишься?
Он не хотел и не должен был ничего рассказывать. Его миссией было покончить всё это, но, к его же счастью, отвращение, которое поднялось в нём, заставило его рассказать всё. Тем самым отвращение хотело увеличить само себя, ибо от воспоминаний о ней он ещё больше теперь ненавидел себя. Он смотрел в пол, еле дышал и немного стонал (почти про себя). Он начал говорить довольно ясно, но медленно и печально:
– Горюю я, батюшка, оттого, что оставила меня любовь моя. Она мне стала до того необходимой, до того нужной, что без неё я как без воздуха – задыхаюсь, трудно жить. Я помню всё. Как она влюбилась в меня. Как я потом сделал так, чтобы она сказала об этом. Как она потом вынудила меня стать её парнем. Помню, как мы часто долго сидели и говорили, смеялись, целовались… О, эти поцелуи – они стали для меня дыханием Бога… И я помню, как в один ужасный день она просто так взяла и бросила меня… Я только потом понял за что. Но и это, возможно, не было правдой. То ли я
