Он всегда откровенно издевался над моей внешностью, а я терпеливо все сносила и молчала. Частое присутствие Валентины Петровны его не смущало. Казалось, что ему наличие публики для театра с одним актером, даже доставляет удовольствие. Мне же совсем не хотелось потерять работу, и я не вступала в конфликт, а, теперь вижу, что стоило. Я трезво оценивала ситуацию и знала, что таких денег мне не заработать и за год. Они мне необходимы как воздух, чтобы перестать быть объектом для насмешек. Можно, я не буду пересказывать Вам все «сцены» из спектаклей? Его монологи не были легкой сатирой, это был черный юмор и пошлость. Но как бы мерзко не было, все ограничивалось словами, я снова молчала. Сегодня он пошел дальше «критики», дал волю рукам. Это было хуже пощечины. Я не знала, на что он еще способен, поэтому бросила чашку в дверь, зная, что услышав шум, кто-нибудь войдет. Остальное вы видели, и, думаю, слышали.
– Тина, зачем тебе пластика? – спросил Миронов, уже зная ответ.
– Изменив свое лицо, я только тогда смогу бороться со своими комплексами. По-другому не получается, я пробовала и ни раз. Мне скоро двадцать пять лет, а у меня нет ни подруг, ни приятелей. Я за десять лет устала доказывать всем, что могу быть просто хорошим другом, собеседником, человеком. Моя внешность «притягивает» только тогда, когда это кому-то выгодно, в остальных случаях она только отталкивает окружающих. Они стараются меня не замечать, но Ваш брат Олег переплюнул их всех. Я привыкла к равнодушию, непониманию, насмешкам, но, ни к унижению.
Они подошли к дому со стороны леса и вошли в небольшую калитку, от которой шла дорожка к дому.
– Собирай вещи и переоденься. Есть во что? – спросил Андрей Миронов и, получив утвердительный кивок головой, продолжил. – Я поговорю с Сергеем, отвезу тебя домой и останусь в городе, дома заждались. Жди меня возле машины, я постараюсь освободиться, как можно быстрее.
Кристина Викторовна Неверова родилась в семье школьных учителей 22 октября 1986 года здоровым, крепким и упитанным ребенком. Ее отец, Неверов Виктор Иванович, преподавал в школе физику и математику, а мама, Светлана Васильевна, была учителем пения. Была еще бабушка Галина Ивановна, которая преподавала в начальных классах. Правда, она жила отдельно. Так что, подросшая Кристина просто не могла не посещать музыкальную школу и не иметь тяги к точным наукам. Кристя, так называли ее родители и бабушка, рано научилась читать и писать, благодаря маме. Они вместе посещали бассейн два раза в неделю и музыкальную школу. Кристина была небольшого роста, для своего возраста, полненькая, но подвижная девочка и уже в первом классе получила безобидное прозвище «пончик». Дорога в «девичьи» спортивные секции, была для нее «закрыта» из-за ее комплекции. В танцевальные кружки ее не брали по той же причине. В четвертом классе, ее уже называли Буратино. Некогда аккуратный носик уж слишком «вытянулся» и испортил симпатичное личико с большими, как озеро, синими глазами. Даже темно русые мягкие и густые волосы, закрученные слабыми спиральками, не казались красивыми и необычными. Она не особо расстраивалась, ведь рядом была мама, и она знала, как утешить дочь. Кристине было одиннадцать, когда мама пропала. Просто, в один из дней она не вернулась с работы из школы. Это случилось сразу после зимних каникул. Кристина училась в пятом классе, но пропускала занятия, подхватив грипп. Ее мама Светлана Неверова не вернулась к назначенному сроку, а вот отец вернулся вовремя. Он и забил тревогу. Отец вернулся в школу, где охранник сказал, что его жена покинула здание школы в начале первого дня. От школы до дома, в котором находилась двухкомнатная квартира Неверовых, было, минут 10-15 хода. Учитывая время года, можно было предположить, что к 13:00 она должна была быть дома. Но, ни через час, ни через два часа, в квартиру Светлана не вернулась. Виктор Иванович обзвонил всех знакомых, которых было ни так много, результатов не было. Тогда он пошел в милицию. Ее искали, почти год, но не нашли ни зимой, ни весной, ни летом. Она как будто испарилась: был человека, и нет человека. Версии были разные. Если сбежала, то почему не взяла свои вещи и документы? Если похитили, то кто и зачем? Кому была интересна учительница пения? Что вообще можно потребовать от семьи из трех учителей? Надежда на то, что она жива, таяли, как снег весной. Кристина по ночам плакала в подушку и все ждала. Отец, как мог, утешал дочь. Они привыкали жить без жены и мамы. Прошел год, потом еще и отец начал приходит в квартиру с женщиной, отправляя дочь к своей матери. Девочке было 13лет, и она предполагала, что отец может жениться и была совсем не против этого, зная, что маму признали пропавшей, а это означало только одно. Но то, что все сложиться так, она представить не могла. Ей было четырнадцать, когда отец, официально женился на женщине с шестнадцатилетним подростком, и, передав дочь под опеку своей матери, готовился к переезду с новой семьей в Германию.
– Пап, ты меня бросаешь? Они для тебя дороже?
– Я тебя, Кристя, не бросаю, а оставляю с бабушкой и буду звонить. Вырастишь, все поймешь. Я не могу остаться и не могу взять тебя с собой. Прости меня. Ты девочка взрослая, справишься, а моя мама тебе поможет.
– Лучше бы ты тогда пропал вместо мамы, – сказала дочь и заплакала.
Она не провожала отца и не прощалась с ним перед дорогой. Для девочки начался сложный период, все шло одно к одному. Предательство отца, который предпочел чужую женщину и уезжает с ней. Подростковый возраст, который преподнес ей еще больше неприятностей и разочарований. Выросшая, казалось за год, грудь третьего размера, проблемы с кожей на лице и голове, и очень нездоровый интерес сына мачехи, который так и ждал удобного момента, чтобы потискать ее в углу. При росте в 162 см она весила 62 кг. Кристина переехала к бабушке, которая предупредила своего обретенного внука: – « Еще раз приблизишься к ней, вместо выезда в Германию, будешь валить лес в Сибири». Казалось, что одной проблемой стало меньше, но это только казалось. Галина Ивановна, проработавшая более сорока лет в школе, не была ни деспотом, ни любящей бабушкой. Перед отъездом сына, она стала «чужой».
– Воспитывать, Кристя, тебя уже поздно, – говорила она. – Мне скоро шестьдесят лет и нервы у меня не железные. Поэтому, имей в виду,
