— Имя скажи свое, красавица, — голос доктора сбил меня с мысли, и пазл, который я начала собирать в голове, снова перемешался.
— Марина, — в горле пересохло, я провела непослушным языком по растрескавшимся губам. — Домой отпустите.
Он приподнял бровь и усмехнулся:
— Отпущу, но не так быстро. Сначала переведу в неврологию. А оттуда и выпишешься.
— А как же Новый год? Как моя семья?
— Уже седьмое января. Семь дней в коме. С Рождеством, кстати. А семья ваша в курсе. Мы пообщались, я всё объяснил им.
Доктор ушёл, оставив меня с моим бессознательным соседом и чувством досады от того, что испортила родным праздник.
Через неделю лечащий врач, как и обещал, перевёл меня в неврологию. Максим ни разу не навестил меня. Я пыталась успокоить себя и находила кучу оправданий, но обида не отпускала. Хорошо, что времени на неё оставалось мало — я целыми днями спала.
До палаты, в которую меня перевели, я еле добрела. Повезло, что неврология находилась в том же корпусе больницы, но на другом этаже. Если бы не санитарка, сопровождавшая меня, я бы точно рухнула где-нибудь. Голова болела так сильно, будто кто-то незримый обхватил её мощными лапами и пытался раздавить. Спутницами боли стали слабость и постоянная тошнота. А пол больницы, покрытый потёртым линолеумом, превратился в корабельную палубу.
В палате была всего лишь одна свободная койка, прямо у окна с деревянной рамой. Наверное, от него сквозило, поэтому никто не покусился на это место. Санитарка, особо не заморачиваясь, быстро застелила прорезиненый матрас выцветшей простыней с еле заметным серым штампом больницы и забросила подушку, как в мешок, в слишком большую для неё наволочку.
Все её приготовления происходили под внимательным наблюдением пяти пар глаз, и как только женщина ушла, все они воззрились на меня. В реанимации сосед оказался не из болтливых, он так и не пришёл в себя, но я надеялась, что он выживет. Здесь же меня сразу взяли в оборот.
— Я Даша, — приветливо начала пухлая русоволосая девушка, моложе меня лет на десять. Наши кровати разделяла лишь тумбочка.
— Марина. Добрый день всем.
Мне нестройно ответили. Из молодых была только черноволосая девушка, представившаяся Галиной, и сразу же уткнувшаяся в телефон. Она сидела, закинув ногу на ногу, на койке у стены, и у неё одной постельное бельё было явно из дома. Другую половину палаты занимали пациентки постарше. Две женщины практически одного возраста, с одинаково завитыми волосами, образующими пышные шапки на головах, отличающиеся лишь цветом, — Тоня и Лариса — и бабушка Вилена.
Из всех в худшем состоянии была я. С кровати поднималась с огромным трудом, тогда как даже бабушка Вилена, которой было слегка за восемьдесят, передвигалась гораздо шустрее. Столовая находилась в конце коридора. По палатам еду не разносили, руководствуясь принципом «захочешь есть — приползёшь, не пришёл — значит, не сильно-то и хотелось». После того как я чуть не упала в коридоре, попытки дойти до столовой были оставлены. Если бы не Даша и бабушка Вилена, взявшие на себя заботу о моём питании, я бы так и оставалась голодной.
Тоня и Лариса почти синхронно морщили носы от запаха больничной еды, разносившемся по палате, и, наверное, в отместку старались говорить ещё громче, игнорируя мои просьбы.
Вечером медсестра оставила на тумбочке бутылку и пузырёк для сдачи анализов, измерила давление и температуру и сказала, что завтра меня осмотрит лечащий врач. Моим неврологом оказалась Галина Степановна, немолодая сутулая женщина с усталыми глазами.
Она присела на мою кровать и начала перебирать стационарные карты:
— Фамилию напомните мне.
— Марина, — начала я и осеклась. Моя фамилия просто вылетела из головы.
— Фамилию, — произнесла она с лёгким нажимом.
— Не помню, — растерянно прошептала я.
— Анализы тоже сдать забыла? — она посмотрела на поверхность тумбочки, и, взяв стеклянную бутылку, и прочла по прикреплённой к ней бумажке: — Иванцова.
— Но это не моя фамилия.
— А ваша какая? — Галина Степановна уставилась на меня поверх очков.
— Не помню. Но это точно не моя. Я уверена.
— Ладно. Смотрим дальше, — она отыскала нужную карту, и её взгляд забегал по строчкам. — То, что вы упали и ударились головой, помните?
— Да. Я поскользнулась.
— Накануне Нового года, ох, как не повезло.
— Нет. Это было 30 декабря.
— Иванцова, давайте вы не будете мне выносить мозг своими «тут помню, тут не помню». Просто будем доверять записям в вашей карте. У вас кратковременная потеря памяти, так бывает при подобных травмах. Главное, не переживать, и всё со временем восстановится. Голова болит?
— Да. И кружится. И зрение не могу нормально сфокусировать, плывёт всё.
Проверив рефлексы, невролог оставила меня в покое и переключилась на других пациентов. Как только она ушла, Дашка пристала с расспросами:
— А ты что, правда ничего не помнишь? Это же круто очуметь как! Как в кино!
— Я так не думаю, — я отвернулась к батарее, чтобы пресечь попытки настойчивой соседки разговорить меня.
— Нет, ну хоть что-то ты же помнишь? Или только имя? И вообще, так не делают, я ей еду из столовой таскаю, а она меня игнорирует.
Я повернулась, всё же Даша была права в том, что не очень красиво грубить в ответ на её доброту.
— Что ты хочешь узнать? У меня есть муж. Его зовут Максим. И ребёнок. Сынок. Маленький.
— А муж красивый?
— Вроде да, — я улыбнулась. — Высокий, зеленоглазый, русоволосый, не атлет, но с фигурой всё в порядке.
— Бизнесмен?
— Нет. Врач.
Даша поморщила носик:
— Ну, так неинтересно. Он просто обязан быть богатым бизнесменом. Вот тогда всё будет как в кино.
Соседка на время умолкла, по её по-детски пухлому личику было видно, что она о чём-то раздумывает.
— А прикинь, если он на самом деле окажется лысым, низким, шепелявым, с огромным животом, будет тянуть к тебе мохнатые руки и слюнявые губы, — Даша разошлась не на шутку, теперь она ещё и жестикулировала, изображая того орангутанга, которого сватала мне в мужья.
Неизвестно, сколько эта неугомонная продолжала бы надо мной глумиться, если бы не раздался оглушительный окрик, отбойным молотком ударивший по больному мозгу:
— Иванцова, посетители! Иванцова, оглохла?
Соседка по палате перестала паясничать и красноречиво указала на дверь, где в проёме стояла самая грубая медсестра и сверлила меня глазами. Я опять забыла, что Иванцова — это я.
Когда я поняла, что посетители Макс и Лисёнок, сердце заколотилось сильнее, предвкушая встречу. Как же я соскучилась по своим! Не терпелось зацеловать щёчки и золотистую макушку Лисёнка и снова оказаться в надёжных, крепких руках любимого мужчины.
Больничный коридор казался невообразимо длинным. Мне хотелось лететь к ним, но приходилось идти, медленно передвигая ногами и придерживаясь за стену подобно дряхлой старухе.
Распахнув дверь в тамбур и мысленно приготовившись к встрече с маленьким рыжим ураганом, который при моей слабости запросто мог бы сбить меня с ног, я растерялась. Ни Макса, ни Лисёнка. Только мужчина и женщина сидели на одной из банкеток. Я покрутилась на месте и решила выйти на лестницу. Лисёнок любит считать ступеньки. Возможно, Максим увлёк его этим, чтоб сын не капризничал.
— Эй, сеструха, ты куда? — послышался окрик в спину, а следом я ощутила рывок за плечо. — Оглохла? — я оказалась развёрнутой к мужчине, от которого разило перегаром и крепким табаком.
— Вы мне? Отпустите! — я попыталась скинуть его руку и громко позвала мужа. — Максим! Максим!
Но на помощь мне никто не пришёл.
— Марин, прекрати шутковать. Нам не до смеха. Мать боялась, ты кони двинешь, а хоронить не на что, — он хорошенько встряхнул меня, что сразу же отдалось нестерпимой болью в голове.
— О чём вы? — я пыталась вырваться из хватки сумасшедшего мужика.
— Прекрати, Василёк, — вскрикнула женщина и сорвалась к нам со своего места.
