смахивает слезы рукой.
Вот первая фотография с мужем. Вот черно-белый снимок, где они жених и невеста. Вот выписка из роддома с первой дочкой, а вот – со второй. И уже в хорошем качестве выписка с сыном. Вот новый год в кругу счастливой семьи. Первый утренник в детском саду. Вот линейка в первом классе. А вот уже выпускной. Вот цветная фотография с присяги сына. Свадьба дочерей, дни рождения внуков, вот и их тридцатилетний юбилей. Закрыла, вот и жизнь уместилась в одном альбоме. Таня так гордилась детьми и мужем, как медаль на груди несла. Только жизнь уместилась не только в книжке, а вся в этой квартире прошла. Ведь никогда ни о чем не жалела и о большем мечтать не могла, лишь о здоровье детей и внуков Господа молила. А сейчас даже страшно одной, душат стены, давит потолок, сбежать бы, но только некуда.
Позвонила дочери, попросила привезти внучка хотя бы на пару дней, чтоб не сойти с ума от тоски. Но дочка сказала, что не может, водят в ясли-сад, чтоб привыкал. Про отца ничего не сказала, да и язык не повернулся бы. Поехала бы сама к детям, соскучилась жутко, только навязываться не стала. У всех своя жизнь, не до нее.
Новый день не лучше прошедшего – ни отдушины, ни души. Перестала готовить, да и незачем, но не перестала ждать. Каждый день ожидает услышать, что вдруг щелкнет дверной замок. Счастлив ли он там с той женщиной? Вспоминает брошенную жену? Позвонила бы, но не может, уже ни к чему.
День, неделя, месяц, а она все так же бултыхается в этом пепле сгоревшей души. Не приехал ни разу, даже не позвонил. Тридцать лет стер одним махом, словно никогда не любил.
Дни, кажется, стали слишком длинными, а ночам вообще нет конца. Бесполезной, ненужной, брошенной все больше и больше ощущает себя. Пыль осела на подоконниках, у цветов высохла земля, но руки ни до чего не доходят, словно все потеряло смысл.
Ее одинокое безумие нарушил звонок домофона. Открыла дверь с замиранием сердца, не дыша. А у входа стоит подруга и недовольно смотрит на Татьяну.
– Дозвониться не могу до тебя третий день!
– Здравствуй, Люд. Телефон сел, забыла поставить заряжаться, – отвечает, сама не зная, то ли обнять подругу, то ли прогнать. Ведь придется делиться ранами, рассказать, как судьба подвела, и выслушать ругательства подруги. Но Люде не требовалось приглашения, сама вошла в квартиру и пошла на кухню ставить чайник.
А потом три часа изливания души, женских слез из-за разбитого сердца. Воспоминаний, обсуждений, поддержки и слов, что все будет прекрасно. Вот только будет ли?
– Тань, ты детям сказала?
– Нет, я не знаю, как такое сказать, – вздохнула женщина.
– Все же гад твой Алеша, усвистал, а ты расхлебывай, как хочешь! – возмутилась Люда.
– Да брось ты, Люд, что теперь переливать из пустого в порожнее, – отмахнулась Татьяна. Разговор о муже все еще слишком больно резал по незажившей ране.
– Что брось? Что брось? Ты всю жизнь им отдала, о себе не думала! А теперь что, видите ли, другую он встретил! Убила бы, вот правда, убила!
Подруга, сама не понимая, вбивает новый гвоздь в ее гроб, без того невыносимо тяжко. Так, что хочется выть от тоски, задохнуться от отчаянья. Разве могла Таня подумать, что это произойдет. Ведь думала, что жизнь удалась, сделали все, что хотели. Оставалось им с мужем наслаждаться уединением в ожидании детей и внуков.
– Да не вешай ты нос, прорвемся, – улыбнулась подруга. Вот у кого оптимизма не убавилось с годами. Люда сама не замужем, да и не собиралась туда. Одна вырастила дочь, без чьей-то помощи, и всегда во всем видит плюсы. В отличие от Тани, она пробивная и не домохозяйка, для нее такая жизнь сравни казни.
– Тань, а ты знаешь, что у нас тридцать пять лет выпуска в следующие выходные? – сообщила Людмила. – Я, собственно, для этого пришла, сказать, что все наши собираются.
– Понятно, – пожала плечами Татьяна, ей сейчас не годовщин.
– Что понятно то? Мы идем, подруга, и отказ не принимается.
– Ну что я туда пойду? Я не в том состоянии чтоб куда-то идти. Да и о чем мне говорить, без работы, без мужа, нечем гордиться…
– Ну ты совсем с ума сошла! Троих детей воспитала, все устроились хорошо! – Людмилу было сложно переспорить.
– Люд, ну посмотри на меня, на кого я похожа? Нет, не проси, никуда не пойду.
– Ты, подруга, похожа на красивую женщину, и дай Бог всем выглядеть в пятьдесят два так же.
Сама Люда была в полтора раза меньше Тани, она всегда следила за собой, а не за мужем и детьми. А Татьяну не пощадили годы, седина рано поползла, да и как-то не думала о внешности, но, видимо, зря. Хотя разве в этом счастье? Да и где оно теперь? Старалась вечно всем угодить, уступала, упорно сохраняя домашний уют, а теперь что с нею стало? Страшно в зеркало заглянуть.
Таня поспешно собиралась на встречу выпускников, уступила подруге, сама того не желая. А теперь себе места не находит от волнения. Давно никуда не выходила – квартира, дети, внуки и все по кругу. Уже забыла, как вести себя на людях, о чем нужно говорить. Но говорить она не собиралась, будет рядом с Людой молча бродить.
Все красиво в ресторане, и внутри у женщины нервная дробь. Прошлись с подругой по залу, честно никого не узнав спустя столько лет. Другие лица, другие люди, все другое, да и она уже не та. Воспоминания нахлынули рекою, стоит и смотрит по сторонам с бокалом вина. Она не пьет особо и взяла его, чтобы чем-нибудь руки занять. Очень некомфортно чувствует себя, не в своей тарелке, ведь единственно место, где ей хорошо, это дом.
– Здравствуй, – рядом возник незнакомый мужчина, но память отозвалась на его голос не ровным биением сердца. – Не узнала, Танюша?
– Нет, – покачала отрицательно головой, не узнала, чего таить.
– Миша Зотов, помнишь?
Разве могла его забыть. Другой человек, но глаза те же, синие с задорным огоньком.
– Конечно, помню, – ответила с улыбкой, никогда не думала, что однажды снова встретит свою первую любовь.
– Постарел? – спросил, улыбаясь.
– Нет, такой же мальчишка, – отмахнулась женщина. – В глазах.
– Как жизнь, Танюш? Дети? Муж?
– Дети выросли, разъехались, у всех своя жизнь, – ответила, проигнорировав последний вопрос.
– А муж? – не унимался Михаил.
– Объелся груш, – произнесла первое, что пришло на
