на себя роль рассказчицы: «И что вы думаете? Он отстал? Не тут-то было, он полез обниматься к отцу! Да у меня челюсть упала от удивления!» Маме не удалось договорить, распаленный азартом отец перебил ее и продолжил сам, медальон он при этом держал в руке и жестами пояснял свои слова: «Я сам был ошарашен! Ну представь, вдруг ни с того ни с сего какой-то немец-бродяга меня обнимает, как родного! А потом, когда он, наконец-то, отвязался и ушел, я — бац, в карман, в китель! А там эта безделушка! Я так и ахнул!» Пока папа подбирал культурные слова, чтобы выразить свои эмоции, мама, воспользовавшись паузой, продолжила: «Где это видано, чтобы в карман золотые вещи подбросили??? У нас бы обокрали, а там, видишь как, совсем другая культура у людей! Кому скажи — не поверят! Ну мы с отцом и договорились никому не говорить… И вы тоже не расстраивайтесь, понятно?» Ну что ты, Элла, что они, дети, что ли? Валентину по весне уже в армию, а ты всё думаешь, что они маленькие у нас, — резонно заметил отец и с гордостью пожал Вальку руку, одномоментно вложив в нее медальон. «На, сынок, спрячь, если хозяин не явится, тебе будет на что проводы справить, спрячь в надежном месте!»
На глаза мои в тот момент навернулись слёзы, и я сбежал в зал, громко хлопнув дверью! Родные очень удивились тогда, потому что знали, что я далеко не подарок, но уж точно не истерика и не плакса. Но сколько бы мама ни звала меня в тот вечер есть ананас и пить чай с конфетами, я не поддался на ее уговоры. А ещё и пригрозил: «Отстань от меня! Все отстаньте от меня, а если нет, я вообще уйду из дома! Понятно?!»
Отец потом крепко отругал меня за эти слова. Я представляю, как бы он рассердился, если бы прочёл мои мысли и понял, что из-за этого медальона я почти возненавидел Валька. Я и так-то злился на него из-за того, что он придирается ко мне по учёбе, заставляет варить суп, а что хуже всего — спит в большой комнате с теликом и может хоть до полуночи крутить видак. В моей комнате ни телика, ни видака, понятное дело, нет, где ж это видано, чтобы в каждой комнате телевизоры были понатыканы! Да ладно, чёрт бы с ним, с этим телевизором, но медальон! «Медальон, я не прощу ему никогда! Продать такую вещь, а я бы ее носил, и ни у кого бы не было такого медальона, и всем бы пацанам, и даже Гарику сразу бы понятно стало, что я крутой, как Стивен Сигал!» — думал я, и тогда мне в голову и пришла роковая идея…
* * *
Второгодник Гарик Крапивницкий по кличке «Крапива» был на два года старше меня. Разница небольшая, но перед встречей с ним я робел так, будто сейчас мне предстоит разговаривать не с двоечником и хулиганом, а с целым, например, комиссаром Каттани! Я холодел от ужаса и по сто раз представлял, как скажу ему, что знаю, где хорониться сокровища! Он, конечно же, захочет поднять меня на смех, а я ему скажу: «В моей квартире!» И тогда он растеряется, не будет знать, что ответить, а я его ещё больше огорошу! Расскажу ему про медальон и про то, что его можно будет спокойно взять, пока родители в рейсе, а Валёк на занятиях в своём дурацком клубе по восточным боевым искусствам. Но сколько я мысленно не распределял роли между мной и Гариком, всё прошло не так, как я ожидал. Во-первых, «Крапива» ни в какую не захотел видеться со мной один на один на заброшенном карьере, куда я уговаривал его прийти, он не поверил, что разговор мой серьёзный и стоит того. И мне пришлось на свой страх и риск подходить к его компании за школой во время большой перемены. «Крапива! — позвал я его издалека. — Чего тебе надо?» Недовольный откликнулся он. — Иди сюда! Уже менее решительно попросил я. — Тебе надо, ты и иди, — ожидаемо ответил хамоватый Гарик, и его дружки заржали и начали меня высмеивать на тему того, что, мол, в Гарике увидел «шестёрку». Я обиделся и, преодолевая страх, подошел и влился в их компанию. Ребят было четверо, не считая Крапивы, но мне было уже всё равно, раз уж поговорить с глазу на глаз не получилось, я готов был выложить всё прямо сейчас, при всех! Потому что знал, если не сейчас, то я уже никогда не решусь. И я начал, напустив на себя как можно более деловой вид. Я старался говорить не торопясь, как в сериале про американскую мафию, но у меня не получалось, я то и дело сбивался с мысли, но в конце концов всё же рассказал свой план по ограблению собственной квартиры. Пацаны слушали меня сначала со смехом, но чем больше я говорил, тем серьёзнее становились их лица. Они, конечно, попытались сделать вид, что не верят мне и что не пойдут на дело, но я знал, что верят и обязательно пойдут! Все знали, что мои родители много разного заграничного привозят и что наша квартирка, как у них говорят, «козырная». А ещё все знали, что Гарик игроман, что он все свои деньги проигрывает в игровых автоматах и не только свои деньги, а ещё и подворовывает. За что и находится на учете в милиции. Конечно, он и его дружки не могли упустить такой шанс, и Гарик, прежде чем сказать «ладно!», только лишь спросил: «А чего ты этот медальон сам не стибришь?» «Тогда предки сразу допетрят, что это я. Они видели, как я психанул, когда медальон Вальку отдали. Отец тогда разорался». «А сейчас, если вашу хату обнесут, ты думаешь, он орать не будет? И к ментам не побежит?» «Как он побежит? Медальон-то он незаконно вывез из Германии. Он побоится в милицию обратиться и на меня не подумает…» «А ты, значит, у нас «Павлик Морозов»? И не жалко тебе своих?» «Чего мне их жалеть-то? Им их самолёты вечно важнее меня… А Вальку так и надо! И без медальона не умрет… Так что поможете мне, пацаны? Только, чур, всё по-честному: вам техника и деньги, а мне медальон». «Ну ладно!» — сказал Крапива, высокомерно глядя на меня. И глазки его заблестели от предчувствия
