ее поближе, но у меня двадцать минут, чтобы отец меня не четвертовал.
* * *
Через двадцать шесть минут я подхожу к кабинету. Подмигнув молоденькой секретарше Леночке и услышав от нее: «Он вас ждет», коротко стучу в дверь и, не медля, захожу внутрь.
— В чем срочность, пап? — теперь, когда я удобно устроился в кресле и откинул все еще гудящую голову на высокую спинку, я готов выслушать его претензии.
Критично осмотрев мои видавшие лучшие времена джинсы и футболку с неприличной надписью, отец в типичной для себя манере складывает руки на столе и подается вперед всем телом, прожигая меня взглядом.
— Мне нужно, чтобы ты женился.
В первое мгновение я уверен, что ослышался. Вчера я, возможно, перебрал с виски, а потом попал в аварию. Ничего удивительного, что разум выкидывает такие фокусы. Немного успокоив себя, сглатываю слюну, но отец продолжает смотреть на меня с абсолютно серьезным выражением, в котором нет ни капли юмора.
— Женился? — переспрашиваю я.
Он кивает. То есть, это точно не шутка.
— Я даже ни с кем не встречаюсь, — напоминаю я растерянно.
Лика не в счет. Она красивая и у нас с ней отличный секс, не больше. С женой нужно разговаривать, а она глупа как пробка.
— Жену я тебе выбрал, — говорит отец.
Похмелье как рукой снимает, и я вдруг ощущаю странное дребезжание в желудке.
— Выбрал?
— Дочка Владислава Воронина, замминистра энергетики, — и до того, как я успеваю возразить, добавляет. — Этот брак откроет для нашей компании и для тебя в частности совершенно новые перспективы.
— Ты сейчас серьезно? — спрашиваю я, все еще надеясь, что это глупый розыгрыш с его стороны.
— Абсолютно. Остепенишься, успокоишься, станешь председателем совета директоров холдинга.
У меня даже рот открывается от нового потрясения. Повышения до председателя я добивался два года, с тех пор как вернулся из Штатов. Хотел инноваций, современного подхода к ведению бизнеса, но неизменно натыкался на предрассудки кучки упертых старообрядцев, которые сидели на тепленьких местах и не воспринимали молодого юнца, приехавшего из-за бугра. В конце концов, я так устал биться с ними, что стал подумывать о смене дислокации и строительстве нефтяной карьеры вдали от России и семейной компании.
Мое красноречивое молчание, очевидно, полностью устраивает отца.
— Свадьбу устроим. Подживете пару лет, притретесь. А если нет — через три-четыре годика разбежитесь. К тому времени все, что нам от этого брака нужно, мы получим, — продолжает он деловито, словно обсуждает прогноз погоды на предстоящую неделю. — Девица хорошая. Красивая. Моделью работает, кажется. Понравится тебе.
Я кривлюсь. Некрасивых женщин в моем окружении просто не существует, потому что деньги способны творить чудеса. При возможностях дочки министра, вероятно, губы она начала колоть раньше, чем девственности лишилась. Хотя, тут, конечно, вопрос.
— А она что, согласна? — спрашиваю отца.
Он пожимает плечами, словно это не имеет никакого значения.
— Отца она послушает. Да и девки от тебя в восторге. Поломается может для виду, а потом согласится.
— Давай еще раз, — говорю твердо. — Ты обещаешь мне место председателя совета директоров в благодарность за женитьбу на дочке министра?
Отец кивает. И словно обсуждать дальше нечего, нажимает на кнопку телефона и просит Леночку принести два кофе.
Я тру виски и пытаюсь осмыслить предложение отца. Может быть, он и не рассматривает такой вариант, но я могу отказаться и свалить в Штаты. У меня есть там приятели, и есть сбережения. Буду сутками вкалывать, и лет через пять смогу чего-то достичь. Можно согласиться на его дикое предложение: поставить штамп в паспорт, спать с одной и той же девицей, то есть женой, но взамен получить вожделенное место председателя, заткнуть всех староверов и, наконец, в полной мере реализовать свои карьерные амбиции.
Мне двадцать шесть. Про женитьбу я, конечно, еще не думал, но рано или поздно мне пришлось бы пойти на этот шаг. Почему не сейчас? Отец предлагает отнестись к выбору невесты как к бизнес-проекту, и в этом есть разумное зерно. Среди жадных до денег девиц, которые вешаются на меня последние десять лет, я и не надеюсь найти любовь всей своей жизни. В конце концов, что такое любовь? Физическое влечение, помноженное на некоторый интерес в человеке. Стоит удовлетворить первое, как второе тоже перестанет играть сколько-нибудь значимую роль. А если дочка министра Воронина правда симпатичная, почему бы не жениться на ней? Все равно штамп в паспорте ни к чему меня не обяжет.
Прежде я всегда действовал в первую очередь так, как хотел сам. Но, возможно, настало время прислушаться к отцу, особенно если это сулит мне грандиозный карьерный взлет.
— Когда? — спрашиваю я.
Отец одобрительно цокает.
— Устроим вам в выходные знакомство.
— Новая должность когда будет? — поясняю нетерпеливо.
Теперь на его лице расцветает хищная улыбка.
— Ишь какой! Будет тебе должность. Отец сказал, отец сделает, — он хлопает ладонью по столу. — А теперь иди, проспись. От тебя перегаром за два метра несет.
— Сегодня не смогу побыть у тебя долго, мам, — говорю со вздохом, поправляя в вазе свежий букет из бледно-розовых пионов, который купила в цветочной лавке по пути в клинику. — Отец велел быть дома к обеду, а уже одиннадцатый час. Сказал, что приедут важные гости, и я должна выступить в роли хозяйки. Папа меня порой просто поражает: ну, представь, какая из меня хозяйка?
Закончив с букетом, усаживаюсь на стул и пододвигаю его к медицинской кровати, на которой умиротворенно спит мама. Девять месяцев назад она попала в страшную автомобильную аварию: врачи двое суток боролись за ее жизнь. Вопреки прогнозам, мама не умерла, но ее организм среагировал на боль глубокой комой, из которой она до сих пор так и не вышла. Спустя месяц после аварии, когда стало понятно, что врачи оказываются бессильны, отец организовал перевоз мамы в современную частную клинику, которая специализируется на работе с тяжелыми пациентами в коме. С тех пор она находится здесь под непрерывным медицинским наблюдением и уходом.
Каждый раз, когда я прихожу сюда, мое сердце разрывается от боли, но я рада, что мама здесь. Это место совсем не похоже на больницу. Здесь уютно и чисто. Интерьер крайне минималистичный, но современный. Есть все необходимое и для пациента, и для его посетителей. Даже телевизор есть, только мы его никогда не включали. Сейчас сквозь приоткрытые жалюзи в помещение льется солнечный свет, а свежий воздух из форочки нивелирует запах лекарств. Мне хочется думать, что маме здесь хорошо.
Никто не дает нам никаких
