— Джулия, прости, но я не вижу связи.
Его внезапная настороженность и манера, в какой он дал ответ, отчеканивая каждое слово, сами по себе были предостережением. Ей тоже надо бы взвешивать свои фразы. Но Джулия уже перешагнула порог благоразумия.
— Связь, Бенджамен, в моей точке зрения! Мариан осталась в прошлом. Во всяком случае, ты дал мне это понять, когда просил не уходить с нашей свадьбы. Почему теперь ты намеренно приглашаешь ее в нашу жизнь?
— Потому что мне нужен был совет. До сегодняшней ночи ты, наверно, не замечала, что с этим малышом не все в порядке. А меня это мучает уже целую неделю. И, как его отец, я обеспокоен.
— Это не объясняет, почему ты позвонил Мариан Дэйэс.
— Не объясняет? А я думал, это очевидно. Она его мать.
Она его мать!.. А ты, Джулия, навсегда останешься лишь мачехой. И неважно, что ты будешь обманывать себя и думать по-другому!
— И ты доверяешь мнению женщины, которая бросила своего собственного ребенка? Послушай, Бен, давай начистоту: какая реальная причина заставила тебя звонить своей бывшей любовнице?
— До нынешней ночи ты не проявляла к мальчику никакого интереса. Так к кому, по-твоему, мне надо было обратиться? К твоей матери? — Он насмешливо фыркнул. — Да я бы предпочел сунуть руку в пасть бешеного питбуля!
— Ты мог бы спросить у моей бабушки.
— Нет, не мог. Потому что, спросив у нее, я бы открыл, как мало поддержки оказываешь мне ты.
А я слишком люблю Фелисити. И не хочу быть тем человеком, который разрушит ее иллюзии насчет единственной внучки.
— Ты предлагаешь?..
— Я предлагаю закончить этот разговор прямо сейчас, — сухо проговорил он. — Пока мы не наговорили друг другу таких вещей, о которых будем потом всю жизнь жалеть. Я устал, ты устала, малыш устал… Давай отложим эту беседу.
И не оставив ей возможности возразить, он повернулся и вышел из комнаты. Еще никогда в жизни Джулия не чувствовала себя такой одинокой.
Джулия не ожидала, что ей так скоро придется пережить еще одну бессонную ночь. И вряд ли предвидела, что проведет эту ночь в гостевой комнате. Но когда она наконец решила проведать Бена, дверь в хозяйскую спальню оказалась закрыта. Джулия не обладала такой смелостью, чтобы вторгнуться туда, хотя теперь она могла назвать его мужем в самом прямом смысле слова.
Когда она проходила мимо детской, то заметила, что малыш неспокоен. Она на цыпочках подошла к колыбели. Поправила плед на атласной подкладке и погладила головку. Волосы были влажные от пота. И ей показалось, что он горячий. Во всяком случае, не такой, каким, по ее мнению, должен быть ребенок при нормальной температуре.
Не слишком ли строго она судит Бена? Не страдает ли это маленькое существо от чего-то более серьезного, чем обычные колики? Почему он так часто прижимает колени к животу? Может быть, кровоподтеки, которые заметил Бен, говорили о какой-то тяжелой болезни?
Малыш захныкал. И Джулия почувствовала внезапную потребность взять его и крепко прижать к себе. Отразить наступающее зло. Дать знать малышу, что их отношения с его отцом не имеют к нему никакого касательства.
Но Джулия всего лишь дотронулась пальцем до нежной, точно лепесток, щеки.
— Я легко могла бы полюбить тебя, если бы посмела, — прошептала Джулия, и неожиданная слеза покатилась по ее щеке. — Но видишь, это не так просто.
— Нет, это просто, — раздался голос Бена. Она быстро обернулась. Он стоял за ее спиной. — Проще не бывает. Тебе надо перестать бороться и позволить этому случиться. Вот и все, Джулия, что от тебя требуется.
— Я не собиралась будить тебя. — Смутившись, она отдернула руку от колыбельки, будто ее поймали на воровстве, и выпрямилась.
— Я не спал, — возразил он. — А если бы и спал, монитор у кровати такой чувствительный, что я слышу даже дыхание младенца. Я с первой же минуты знал, что ты вошла. Он зевнул и так отчаянно замотал головой, словно это снимало усталость. — Как он? — Бен встал рядом с ней и посмотрел на сына.
— Заснул, и, по-моему, это хороший признак.
Но если бы это был мой ребенок…
— Он твой ребенок, Джулия. Если ты захочешь сделать его своим.
— Нет, — запротестовала она. — Он ребенок Мариан. Полчаса назад ты сам так сказал. — Увидев, как сжался его рот и как поднялась грудь в нетерпеливом вдохе, она торопливо продолжала:
— Если бы он был моим ребенком, я бы показала его доктору для полного обследования.
— Я опередил тебя. У меня уже есть назначение к педиатру на понедельник.
— Если в самом деле у него что-то нарушено, то в понедельник может быть поздно.
— Знаю. Поэтому я и звонил Мариан. Я подумал, если в тот месяц, когда он был с ней, она ничего не заметила, то и сейчас вряд ли у него серьезное заболевание.
— Хорошо. — Она отвернулась от колыбели. Если вы с ней пришли к согласию, то мое мнение вряд ли имеет значение.
Уже за дверью он схватил ее за локоть. Джулия поняла, что разговор далеко не закончен.
— По отношению к Мариан ты ведешь себя глупо. — Он сказал это так, будто разговаривал с четырехлетним ребенком.
— А ты невероятно туп, если не можешь понять, что меньше всего мне хотелось бы слышать из твоих уст имя Мариан Дэйэс! Разве во время так называемого медового месяца не достаточно нас троих? Почему ты все время приглашаешь четвертую?
— Это уж слишком даже для тебя, Джулия.
— Нет, не слишком. — Она обернулась к нему. Эта женщина торчала перед моими глазами практически с той минуты, как ты и я произнесли наши брачные обеты. И только я подумала, что мы наконец можем избавиться от прошлого, хотя бы от малой части тех неприятностей, которые принесла она, как ты снова своим телефонным звонком ставишь ее в центр событий. И хуже того, делаешь это за моей спиной.
— Что бы ты предпочла? Чтобы я дождался, пока ты решишь снова появиться, и после небольшой конференции позвонил?
— Твой сарказм неуместен.
Он скрестил на груди руки. Выражение его глаз показалось Джулии совершенно незнакомым.
— Ты права. В любом случае я негодяй. Мариан ведьма. А ты святая. Что я должен сделать, Джулия, чтобы угодить тебе? Арестовать ее и бросить в тюрьму? Пройти по горячим углям?
Носить власяницу?
— Как ты можешь быть таким слепым? — Джулия заплакала, не сдержав слез смятения. Ей казалось, что за последнюю неделю она плакала больше, чем за предыдущие двадцать три года. Неужели этому никогда не будет конца? — Разве ты не видишь, что я боюсь ее? Она родила тебе сына. Она часть твоего прошлого. И она дура, потому что бросила тебя ради проходимца, который в конце концов разобьет ее сердце. И когда это случится, она захочет вернуть и своего ребенка, и его отца. — Она стерла слезы и громко шмыгнула носом. — Когда ты просил меня выйти за тебя замуж, я не сомневалась, что у тебя ко мне такие же чувства, как у меня к тебе. Что ты тоже не можешь жить без меня. Я не ожидала, что стану лишней даже раньше, чем сниму свадебное платье!
