Ознакомительная версия.
Рауль удивленно взглянул на него, но он хорошо знал правила, чтобы отказывать Люку. Клаудии безумно хотелось вцепиться в плечи Рауля и умолять уйти с ней.
Люку не хотелось танцевать. Но она с Раулем. В платье, которое ничего не скрывало. Сегодня в нем появилось что-то безудержное.
Рауль слегка отодвинулся, сказал: «Конечно» — и отошел. Клаудия осталась лицом к лицу с Люком. Его рука опустилась ей на бедро, кожу под его рукой обдало жаром.
— Не знала, что ты умеешь танцевать.
— Я плохо танцую. Но могу танцевать вот так. — Он крепко привлек ее к себе.
Клаудия задохнулась от неожиданно возникшей близости. Это было так странно и неожиданно. Они соприкасались бедрами, так приятно, лучше, чем любые танцы с профессионалом Раулем. Она чувствовала по его напряженной руке: Люк ощущает то же самое.
Стоит ли с ним танцевать. На кону двадцатилетняя дружба.
— Это не дискотека, — пробормотала она.
— Да. Но это реальность, а не фальшивка для рекламы бизнеса Рауля.
Клаудия посмотрела ему прямо в лицо. Она и забыла, насколько он рослый. В Рауле при всей его испанской красоте едва ли больше шести футов, и ей приходилось подстраиваться под него.
Гладкая щека Люка, вот она рядом, до нее доносились нотки пряного лосьона. Если бы они были любовниками, спаси Господи, она бы встала на цыпочки и губами провела от ложбинки у шеи к щеке.
— Почему мой танец с Раулем тебя так взволновал?
Вместо ответа, Люк так сильно прижал ее к себе, что две спелые возвышенности с ложбинкой между ними еще более соблазнительно выступили из выреза развевающегося платья.
Потому что мне невыносимо видеть, как этот хлыщ смотрит на твою грудь. Все мужики смотрят на нее. Мне невыносимо понимать, что он прикасался к ним. А я нет. Во всяком случае, как следует.
Не стоит этого говорить.
Он медленно перевел взгляд на ее лицо. Голубые глаза в лучах света сияли, как полированная бирюза.
— Не знаю, почему это меня взволновало.
Неожиданно честное признание. Она не знала, как себя вести. Часть ее хотела убежать и спрятаться, другая, напротив, так и норовила облизать его шею. Теплая волна дрожи, которая, по ощущениям, поднималась снизу по мере того, как их нежные прикосновения друг к другу участились.
Клаудия оторвала от него взгляд и попыталась сменить тему разговора, чтобы погасить нарастающее возбуждение.
— Почему ты никогда не говоришь о Филиппе?
Люк слегка опешил от неожиданного вопроса.
Черт возьми.
— Не о чем говорить.
Клаудия воздержалась, чтобы не закатить глаза.
Это заявление само по себе являлось предупреждением о его душевном здоровье.
— Что с вами произошло?
Люк сжал челюсти.
— Не думаю, что тебя это хоть как-то касается.
Мысль о предательстве Филиппы, ее неверности заставляла Люка чувствовать себя едва ли не кастратом, и сейчас, когда он танцевал с самой прекрасной женщиной на земле, совершенно ни к чему это обсуждать.
Клаудия на несколько секунд замолчала, отдавшись музыке, но от этого стало еще хуже, поскольку ее одолели иные, далеко не невинные мысли.
Например, как ее груди упираются в его грудь, какое у него твердое, мускулистое плечо, и эта сумасшедшая пульсация в паху, когда их бедра соприкасаются, вызывая внутренний жар.
— Ты разбил сердце своей матери.
Слова прозвучали как гром среди ясного неба, но она всегда хотела сказать ему об этом. Женитьба без приглашения родителей серьезно обидела Глорию. Хотя та и пыталась всячески подчеркивать, что она все понимает, но Клаудия была за дверью, когда Глория, припав к плечу ее матери, рыдала навзрыд. Слышать это было так тяжело, что разрывалось сердце.
Может быть, не следовало говорить ему об этом, но он десять лет жил в свое удовольствие, не задумываясь, как часто его решения сказывались на них. Не лучшим образом.
Конечно, это его жизнь, и он вправе был принимать решения самостоятельно. Но от этого они не переставали оказывать эмоциональное воздействие на его близких.
Люк продолжал смотреть в одну точку поверх ее плеч.
— Когда переехал в Лондон? Я знаю.
— Нет. Когда женился на Филиппе и не пригласил ее на свадьбу.
— Что? Это не была… свадьба, — бессвязно объяснял он, — ни платья, ни свадебного торта, ничего такого. Мы быстро зарегистрировались в обеденный перерыв и потом вернулись к работе. Даже не ездили в свадебное путешествие.
Клаудия взмахнула ресницами. Ужасно. Не удивительно, что Филиппа ушла от него. Она-то уж точно, еще с шести лет, знает, какую свадьбу хочет. Настоящее романтичное празднование на пляже и роскошный прием в «Тропикане».
— Твои родители отправились бы на край света, только бы быть на твоей свадьбе, независимо от того, как ты решил это отпраздновать.
Люк почувствовал укол совести. Клаудия права, ее слова больно ранили.
— Мы никого не приглашали, даже родителей Филиппы.
Клаудия пожала плечами:
— Ладно.
— Когда я говорил с мамой, она ничего не сказала об этом.
Он не хотел ранить мать, но, если бы хоть на мгновение заподозрил подобный оборот дела, купил бы им обоим билеты на самолет.
Клаудия округлила глаза:
— Ну конечно, не сказала, идиот. Ты был так блаженно счастлив, она не хотела подрезать тебе крылья и демонстрировать недовольство. Она же твоя мать и не захочет, чтобы ты чувствовал себя виноватым.
— Надеюсь, у тебя-то совесть спокойна.
— Как ни странно, сегодня вечером, да.
— Сегодня добрая ночь.
От его глубокого взгляда у нее в животе разлилась волна тепла.
— Аминь, — пробормотала она.
Их взгляды на мгновение встретились, потом они опять перестали смотреть друг на друга. Он был счастлив, блаженно счастлив. Но как давно это было, и какой горечью теперь окрашены эти воспоминания. А ведь тогда он действительно считал Филиппу единственной.
— Может, это и разрушило твой брак.
Люк слегка сбился с ритма. Танец с Клаудией для него — сладчайшая пытка. Она плыла в его объятиях, такая мягкая и теплая, несмотря на острый язычок и язвительность.
— О, это уже интересно, — саркастически проговорил он. — Пожалуйста, просвети, почему разрушился мой брак.
— Все женщины хотят сказку. Платье, свадебный торт, подружки невесты. Какая романтика в регистрационном бюро?
Люк фыркнул. Не для Филиппы. Тогда его озадачило отсутствие у нее интереса к свадьбе. Большинство женщин, по его мнению, захотели бы волшебную вечеринку и все такое. Но не она. Конечно, через два года стало понятно, почему ее это не волновало.
Снова всплыли горькие воспоминания, будто в грудь вонзился нож.
Ознакомительная версия.
