Оливии казалось, что ее дверной звонок звенит не переставая с утра до ночи, поскольку ей приносили один роскошный букет цветов за другим. Он не вкладывал туда никаких записок, лишь иногда оставлял свою визитную карточку, чтобы Оливия понимала, от кого ей принесли очередной букет.
Ей очень хотелось сказать ему, что она думает по поводу этих нескончаемых букетов, но у нее не было ни малейшей возможности сделать это. Доминик не звонил и не приходил. Лишь через неделю он соблаговолил набрать ее номер, но тогда, когда она меньше всего этого ожидала, так как готовилась ко сну.
— Какого дьявола ты звонишь мне так поздно? Уже полночь! — не удержалась от крика Оливия. — И когда ты перестанешь слать мне эти букеты.
— Тебе они нравятся? — спросил он, не обращая внимания на ее раздражение.
— Да, конечно, — кратко ответила она. — Но мне не нужны сотни цветов. Они, как будто вытесняют меня из дома, — добавила она сквозь сжатые зубы.
Доминик ничего не ответил ей, но, словно желая добавить жару в ее гнев, тихонько рассмеялся и спросил, когда он сможет ее увидеть.
— Никогда, — быстро выпалила Оливия. — Мне кажется, я достаточно четко объяснила тебе свою позицию в нашу последнюю встречу.
— Встречу? — переспросил он. — Знаешь, дорогая, «встреча» не то слово, которое способно передать сладкое тепло твоих губ на моих и благословенную дрожь твоего тела, когда я обнимал тебя. Я уж не говорю об ощущении тонкой, бархатной кожи твоей груди под моими пальцами...
— Немедленно прекрати, Доминик! — Ее бледные щеки покрыл румянец. Оливия отчаянно пыталась перебороть острый приступ желания, который вызвал в ней его низкий чувственный голос. — Ты не должен говорить подобные вещи...
— Интересно почему? — спокойно спросил Доминик. — Я был бы еще более доволен, если бы смог сказать их тебе лично, с глазу на глаз. Как ты относишься к тому, чтобы поужинать со мной завтра ночью.
— Что? Ты сошел с ума! — закричала молодая женщина. — Мне казалось, я все-таки достаточно ясно дала тебе понять в нашу прошлую встречу, что не хочу тебя больше никогда видеть. Ну, хорошо, если случайно до тебя это не дошло, то могу повторить еще раз мой ответ — нет! — С этими словами Оливия с силой опустила трубку на рычаг.
Телефон почти немедленно снова зазвонил. Она поклялась себе, что не будет подходить к телефону. Рано или поздно Доминик потеряет терпение и отстанет от нее. Но скоро Оливия поняла, что он намерен ждать до тех пор, пока она не подойдет. Высокий, резкий, непрекращающийся звук буквально пульсировал у нее в мозгу. Терпение у нее лопнуло, и она сняла трубку.
— Оливия! — послышался обрадованный голос.
— Чего ты хочешь на этот раз? — гневно спросила молодая женщина.
Ничуть не смущенный ее тоном, он мягко ответил:
— Успокойся, мне всего лишь нужна небольшая помощь в одной проблеме. Что скажешь?
— Ну, хорошо! — Оливия тяжело вздохнула. — В чем заключается твоя проблема?
— В общем, это не только моя проблема, но и твоя. Мне очень хочется знать, почему, когда стало понятно, что мы оба нравимся друг другу, ты упрямо отвергаешь этот факт. И продолжаешь бегать от меня? Почему?
— Мне казалось, что это очевидно, — сухо ответила она. — То, что произошло между нами тогда...
— Мы ничего не можем изменить в нашем прошлом, — перебил ее Доминик. — Слишком поздно. Никто не в силах переписать свою жизнь заново, как сильно он бы к этому ни стремился. Но бояться дня сегодняшнего, оглядываясь на вчерашний, — поверь мне, не выход. Подобные действия подходят только бесхарактерным людям. А я никогда не думал, что ты такая трусиха.
Оливия едва не потеряла над собой контроль. Прошло несколько секунд, прежде чем она смогла немного успокоиться и ответить.
— Я — бесхарактерная? Да как у тебя язык повернулся такое сказать? — дико зашипела она на Доминика. — Нет ничего трусливого в том, чтобы избегать человека, от которого не дождешься ничего, кроме неприятностей. На мне свет клином не сошелся. У тебя сотни блестящих подружек, Доминик, — добавила она с резким смешком. — Почему бы тебе не пригласить на ужин кого-нибудь из них? Мне не хочется быть дурой в квадрате! Хватит и первого раза.
— Я не заинтересован ни в одной из моих так называемых «блестящих подружек», — твердо сказал он. — И ты об этом знаешь. А ты мне действительно нравишься, и я тебе нравлюсь, поэтому...
— Нет, ты мне не нравишься! — воскликнула молодая женщина. — Ты просто высокомерный и самолюбивый мужчина, а...
— Ты сейчас говоришь неправду, — продолжил Доминик, издеваясь над ней. — Мне стоит только дотронуться до тебя, и ты загораешься в моих руках. И если это хоть немного тебя утешит, моя дорогая Оливия, то знай, я тоже полностью теряю над собой контроль, как только ты оказываешься поблизости. И если ты думаешь, что слышишь меня сегодня в последний раз, то сильно ошибаешься.
В этот раз уже Доминик резко положил телефонную трубку, не оставив Оливии ни малейшей возможности что-нибудь ответить ему.
Все еще находясь под впечатлением его слов, молодая женщина села в смятении на постель. Доминик прав, их действительно тянуло друг к другу. Но вместе с тем права и она. Десять лет назад он явился причиной ее стыда и унижения, и трусиха она или нет, но у нее нет сил, пережить весь этот ужас дважды. Доминик утверждает, что у нее нет никаких оснований его опасаться, но если взглянуть правде в лицо, то становится очевидно, что на то есть весьма веские основания. Может быть, не дав ему возможности подчинить ее своей воле, Оливия избавится от окутавшего ее наваждения? Время лечит. День за днем посвящая свою жизнь любимой работе, она выкинет из сердца и из разума болезненное влечение к Доминику, мешающее ей жить. И если Доминик Фицчарлз думает, что Оливия изменит свое к нему отношение, то он глубоко заблуждается.
Несколько дней спустя Доминик, четырнадцатый граф Тентерден, сидел в одном из отелей Лондона на собрании совета попечителей графства Кент. Он никак не мог сосредоточиться на решаемых проблемах и время от времени отключался от разговора, уходя в собственные мысли. Этот совет впервые созвал еще его дед с намерением более тщательно следить за финансовым состоянием графства. Сейчас эти собрания, разумеется, вряд ли могли иметь значительное влияние на финансовую ситуацию владений Доминика, но так как совет созывался лишь два раза в год, то иногда можно было и потерпеть, дабы не обижать многих почтенных юристов из Сити. Доминик изредка вступал в разговор, а чаще всего просто делал вид, что все происходящее его искренне волнует.
