Они встретились взглядами и долго смотрели друг другу в глаза.
– Думаю, да.
– Что ж, молодец. Когда мы узнаем о Мери Кейт то, что нам нужно, ты сможешь возвратиться в Проспект, жениться на своей Молли Стоддард и прожить оставшуюся жизнь серо, буднично и заурядно. У тебя не будет ни ссор, ни споров, ни взлетов и падений – только спокойное плавание по тихим водам. Никаких волн. Но оборотная сторона такой жизни – отсутствие страсти, безумной любви и секса, который затрагивает не только тело, но и душу.
Она повернулась и попыталась закрыть дверь. Трент не сдвинулся с места.
– Такая любовь бывает один раз в жизни, и это больше, чем большинство из нас может ожидать, – возразил он. – И когда ты потерял ее, самое лучшее – удовлетвориться меньшим.
Кейт стояла, повернувшись в нему спиной. Ему хотелось схватить ее за плечи, подхватить на руки, отнести в спальню и повторить то, чем они занимались, но ему удалось – с большим трудом – не дать воли рукам.
– Я никогда не удовлетворюсь меньшим, мне все еще нужно все. И если я не смогу иметь все, мне не нужно ничего.
Она снова попыталась закрыть дверь. На этот раз Трент убрал ногу. Некоторое время он стоял, глядя на закрытую дверь. В голове у него царил сумбур, он думал о Кейт, о Молли, о будущем.
Данте Моран позвонил в восемь тридцать утра. Кейт проснулась в шесть часов, но не отваживалась выйти из спальни. Она называла себя трусихой, дурой и женщиной сомнительного поведения – не обязательно в этой последовательности. Трусихой – за то, что не хочет утром столкнуться с Трентом. Последними двумя нелестными эпитетами – за то, что прошлой ночью уступила искушению.
И к этому следует добавить кое-что еще. В конце концов, какое она имеет право осуждать Трента? Разве плохо, что он решил вступить в брак, лишенный страсти? Для нее – определенно да, для него, возможно, – нет. Тот Трент, в которого она влюбилась и за которого вышла замуж, был бы удовлетворен, только имея все. Новый Трент… но ведь она не знает его.
– Кейт, ты слушаешь меня?
– Прости, никак не соберусь с мыслями.
– Я разбудил тебя?
– Нет, я давно проснулась. Но сейчас еще рано. Почему ты звонишь?
– Чтобы сообщить кое-что. Нам, вероятно, не удастся устроить встречу с приемными родителями.
– Что? Почему?
– Никто из них не хочет встречаться с биологическими родителями.
– Вот как. – Ее охватило разочарование.
– Нельзя ставить им это в вину. Все они до смерти напуганы: боятся, что могут потерять ребенка. Для них биологические родители – враги.
– Я понимаю. В конце концов, они такие же жертвы, как мы. И если бы я была на их месте, вероятно, чувствовала бы то же самое.
– Я позвонил тебе первой, – продолжал Моран. – Днем мы оповестим всех остальных.
– Спасибо.
– Не все мои новости плохие.
– Как это?
– Приемные родители согласились прислать по электронной почте последние фотографии девочек. А одна пара даже пришлет несколько фотографий своего ребенка, которые они сделали, когда девочка была еще младенцем.
Кейт почувствовала, как от возникшей надежды у нее замерло сердце.
– Младенцем? Если бы мы увидели фотографию нашего младенца, мы бы сразу узнали Мери Кейт.
– Не знаю, зачем я сказал тебе об этом. Черт, Кейт, у этой девочки другая группа крови.
Надежды рухнули.
– Но мы же увидим фотографии двух других девочек?
– Обязательно. У всех вас будут копии. Мы ожидаем, что получим их утром. Я позвоню тебе, как только мы получим фотографии всех девочек.
– Послушай, Моран, вы знаете, где живут девочки?
– Да, знаем. – Он явно колебался, потом глубоко вздохнул. – Но не проси адресов. До такой степени я не могу нарушить правила.
– Но ты мог бы сказать, близко ли они живут? Просто скажи, в каких они штатах.
– Две девочки, у которых вторая группа крови, живут в трех часах езды от Мемфиса. Одна – в штате Миссисипи, а другая – в Алабаме. Это все, что я могу тебе сказать. Прости, Кейт, я бы рассказал тебе все, но…
– О'кей, я не хочу, чтобы тебя уволили прежде, чем ты сам уйдешь в отставку.
Моран хмыкнул.
– Я позвоню тебе, как только получу фотографии.
– Я буду ждать в отеле.
Кейт едва успела повесить трубку, как раздался стук в дверь. Она знала, что это Трент. Больше некому. Она уже приняла душ и оделась, когда встала рано утром, затем сварила кофе и выпила все четыре чашки, на которые был рассчитан кофейник.
Собравшись с духом, Кейт распахнула дверь. Трент показался ей даже слишком красивым: темные волосы аккуратно причесаны, лицо чисто выбрито. На Тренте были джинсы, синий вязаный свитер с витым орнаментом и светло-голубая рубашка на пуговицах.
– Я заказал завтрак, – сообщил он равнодушно. В голосе не было ни дружелюбия, ни враждебности. – Его только что принесли. Надеюсь, омлет с ветчиной и сыром, тосты и кофе придутся тебе по вкусу.
– Конечно. Спасибо. – Ее растрогало, что Трент вспомнил, что во время беременности она могла есть яйца только в виде омлета, причем омлет с ветчиной и сыром был ее любимым блюдом.
Трент повернулся и направился к столу. Напряженность, несколько развеянная ночью любви, вновь вернулась, осложненная гневом и чувством неловкости.
Когда Кейт подошла к столу, Трент выдвинул для нее стул и помог сесть. Она взглянула на него через плечо и благодарно улыбнулась. Он кивнул, не ответив на улыбку. Трент занял свое место и снял крышки с тарелок. Кейт сделала глубокий вдох, чтобы собраться с духом, и посмотрела ему в лицо.
– Относительно прошлой ночи, – сказала она.
– Ты имеешь в виду то, что мы занимались любовью, или телефонный звонок Молли, или мою глупость, или свою чрезмерно бурную реакцию на…
– Все.
Не отводя от нее глаз, Трент кивнул.
– Послушай, Трент, я должна извиниться. Мне не нужно было говорить кое-что из того, что я наговорила. Ты имеешь полное право жениться на ком хочешь и по какой бы там ни было причине.
– Я не собираюсь жениться на Молли.
Сердце Кейт затрепетало, как пойманная бабочка.
– Не собираешься?
– Нет, не собираюсь. Я много думал о том, что ты сказала, и понял: ты права. Я так упорно старался все забыть, что почти убедил себя, что смогу жить в браке без страсти. Но я не могу. Вчерашняя ночь показала мне это. Мы с тобой можем больше не любить друг друга, но, видит Бог, наша страсть ничуть не угасла.
На мгновение у Кейт перехватило дыхание. Ей очень хотелось дотронуться до Трента, почувствовать его тело кончиками пальцев. Но я люблю тебя, Трент. Всегда любила и всегда буду любить. А если он не любит ее? Что если страсть – это все, что он чувствует?
– Страсть, несомненно, присутствовала вчера ночью, – сказала она. – В огромных количествах.
