Умом она понимала, что он просто хочет оскорбить ее, но душой... Слова Коула гремели в ее ушах, как трубы Страшного суда. Фейт пошатнулась, Коул схватил ее за руки и не дал упасть.
– Фейт!
Ей хотелось сказать, чтобы он убирался, но не было сил. Комната кружилась вокруг нее, в глазах рябило. Она почувствовала, что Коул подхватывает ее на руки.
– Не вздумай терять сознание, – проворчал он.
– Сейчас все будет в порядке.
Коул усадил ее в кресло.
– Посиди, я принесу воды.
Фейт покачала головой.
– Не надо мне воды. – Она глубоко вздохнула и произнесла: – Пожалуйста, не делай этого.
– Значит, обморок – еще одно проявление твоего таланта?
Не было смысла доказывать ему, что она не прикидывалась.
– Коул, пожалуйста, – начала она.
– Не трать слова впустую. У тебя есть выбор: замужество или суд.
– Это жестоко.
– Это щедро. Тысячи женщин плясали бы от счастья, если бы им предложили стать миссис Коул Камерон.
– Я не из них.
– Зато в семнадцать лет ты была в их числе.
Он не верит. Не верит, что она готова была выйти за него, когда он был никем, что ей была нужна только его любовь. Ну и ладно.
– Ты прав, – сказала она. – Я потеряла голову, но при чем тут ты? Ты сам сказал, что мне было нужно имя, а не мужчина.
Коул сделал шаг вперед.
– Поосторожнее...
– А что еще ты можешь мне сделать? Ты уже пригрозил, что отнимешь у меня сына, – ее голос предательски дрожал. – Но с меня довольно. Уходи.
– Сегодня ты постоянно пытаешься избавиться от меня, но были времена, когда ты умоляла не покидать тебя.
– Это тоже было игрой, – мужественно соврала Фейт.
– Не стоит недооценивать противника, Фейт. Я еще ни разу не проигрывал.
– Потому что ты играешь без правил.
– Зато я побеждаю. Понимаешь, что это значит?
– Понимаю, но я не беззащитна. Есть организации, созданные, чтобы защищать таких, как я.
– И они отдадут Питера во временную семью. Это и есть твоя любовь к нему?
– Я люблю его, а он – меня. Если ты отнимешь его, он возненавидит тебя. И будет несчастен.
– Он привыкнет. К тому же он пострадает по твоей вине, ты же не хочешь принять мое предложение.
– Ты послушай сам, что говоришь! Ты зверь!
– Когда я скажу Питу, что хотел, чтобы все мы стали одной счастливой семьей, он не будет считать меня зверем.
– Питер! Моего сына зовут Питер! – Она взглянула ему в глаза. – Ты презренный, жалкий... О, если бы ты не возвращался!
Коул железной рукой взял ее за плечо.
– Ты и не заметишь, что стала моей женой. Твое имя по-прежнему будет Камерон. У тебя будут деньги. Вся разница будет в том, что на этот раз ты будешь спать с мужем.
– Я скорее в монастырь уйду.
– Ты этим угрожала моему брату?
– Я ничем ему не угрожала, я любила его.
– Любила? Неужели? Ты была с ним так же нежна, как и со мной?
– Это было сто лет назад, и это была не любовь, а секс.
Коул стиснул ее в объятиях.
– Ты права, и это был отличный секс. С Тедом у тебя было то же?
– Нет, не то же. Я ведь не любила тебя.
– Любовь! Для тебя это пустой звук. Мы одного поля ягоды, детка: эмоции никогда не затуманят нам мозги.
– У тебя действительно нет сердца. Неужели ты думаешь, что Питеру будет хорошо с тобой?
– Любовь к ребенку – это совсем другое дело. Любовь к женщине делает человека слабым, но то, что соединяет мужчину и женщину, – это не любовь. Раньше я этого не понимал, я бредил тобой как безумный. Ты научила меня тому, что любовь – это только слова, а желание...
Что бы он ни говорил, он сам противоречил своим словам. Коул хотел быть грубым, но помимо воли прикоснулся к ее губам так, словно это было что-то тонкое и хрупкое.
– Фейт, – прошептал он, и это был голос из прошлого, давнего лета, когда земля исходила теплом, а души людей – любовью. Настоящее перестало существовать.
Но настоящее вернулось раньше, чем их губы соприкоснулись во второй раз. Оно негромко скрипнуло дверью и приняло облик мальчика в пижаме и с плюшевым мишкой в руках.
– Эй, вы чего? – спросил он с легким укором. Фейт не могла вразумительно ответить на этот вопрос, ей и самой хотелось бы знать, что происходит.
Коул первым сообразил ответить:
– Твоей маме что-то попало в глаз.
Не самое умное объяснение, но хоть какое-то. Впрочем, оно сработало. Питер задумчиво посмотрел на Коула и констатировал:
– Ты все-таки вернулся.
– Но ведь я обещал.
– Тебе приснился плохой сон? – Фейт уже пришла в себя и изо всех сил старалась переключиться на проблемы ребенка и как можно скорее забыть о собственных.
– Вроде того, – ответил Питер. – Мне показалось, что я слышу голоса. И я был прав. А ты обещал посмотреть со мной кино.
– Я помню. И мне страшно жаль, что все так вышло, но у меня наметились большие проблемы.
– Да ладно. Ты же не мог ничего поделать.
– Точно.
«Неправда, – думала Фейт. – Ему нельзя верить, не верь ему, Питер». Но она улыбнулась и сказала:
– Пойдем. Я отведу тебя в постель.
Питер не ответил. Фейт стало холодно при мысли, что собственный сын игнорирует ее.
– Хочешь печенья? – обратился он к Коулу. – Мама всегда разрешает поесть, если мне не спится.
– Прекрасная мысль.
– Питер, ведь уже глубокая ночь, мистер Камерон...
– Он разрешил называть его Коул. И я его пригласил.
– Но не думаю, что он действительно хочет молока и печенья...
– Конечно, хочу. Я люблю печенье и с удовольствием поболтаю с Питером.
И они пошли на кухню. Фейт поплелась за ними. На душе у нее было нехорошо: ей не хотелось видеть их вместе и слышать, как Коул бессовестно врет ребенку. Мол, он действительно не хотел его подводить и больше никогда не подведет. Ей не хотелось слышать, как доверчиво говорил с ним Питер. В конце концов Фейт не выдержала.
– Питер, – сказала она строже, чем обычно. – Все-таки тебе пора лечь спать.
– Ну, мама...
– Порядок, парень. – Коул слегка щелкнул Питера по носу. – Мама права. Кроме того, теперь мы будем видеться довольно часто.
– Но ведь... – Фейт с трудом удержалась от того, чтобы просто крикнуть «нет».
– Как, Пит, согласен? – спросил Коул, обнимая мальчика.
– Еще бы! А завтра ты придешь?
– Завтра – нет. Я буду занят. Мне нужно обстоятельно поговорить с твоей мамой.
– Ну уж нет! – возмутилась Фейт.
