– Кофе хочешь? – спросила хозяйка дома тоном воспитанной школьницы и включила в гостиной свет. – Или, может быть, бренди? По-моему, у меня где-то есть бутылочка.
– Нет, черт возьми, я не хочу ни кофе, ни бренди. Я хочу знать, что за чертовщина там творилась.
– Вечеринка по случаю нашей помолвки.
– Ты знаешь, о чем я, Абби, – нахмурился «жених».
– Если ты имеешь в виду мой танцевальный номер, – холодно заметила она, – то в моей семье подобные выступления вошли в обычай. Мы оба невольные жертвы того, что произошло. Если бы я заранее знала о вечеринке, то предупредила бы тебя, но я ничего не знала. Кстати, по-моему, ты очень неплохо спел.
Он закатил глаза. Господи, дай ему силы не вспылить! Ну как еще разговаривать с этой женщиной?
– Присядь, Абби. – Он указал на диван.
Она села на краешек дивана, выпрямив спину и сложив руки на коленях, и с кротостью встретила его взгляд. Кэллан остался стоять в другом углу комнаты, опасаясь к ней приближаться.
– Прошу прощения, если по моей вине ты чувствовал себя неловко перед своими близкими и друзьями.
– Чувствовал неловко? – Он покачал головой и запустил ладонь в свои волосы. – Я подозреваю, что с этого часа все мужчины в Блумфилде завидуют мне черной завистью.
– Так тебе не было стыдно за меня? – Ее лицо стало пунцовым от смущения.
– Стыдно за тебя? – Он издал сухой смешок. – Ты меня удивляешь. Боже правый, Абби, ты была бесподобна. Все мужчины в зале не сводили с тебя глаз!
«В том числе и я, – мысленно добавил он. – Особенно я». Остальных мужчин, включая своих братьев, он тогда был готов разорвать на куски. Особенно этого Роберто. От одной мысли о том, как он прикасался к Абби и как она в конце номера обхватила его тело ногами, кровь закипала в Кэллане.
Расстроенная «невеста» уронила голову на ладони, словно не в силах вынести тяжесть его хвалебных слов. Он присел рядом на диван, сбитый с толку ее реакцией.
– Это огорчает тебя?
Она кивнула, не отрывая ладоней от лица.
– Не понимаю. Ты же была сногсшибательна.
– Я не желаю быть сногсшибательной. – Она наклонилась, сняла туфли и аккуратно поставила их на пол. – Совсем. И никогда не хотела. Ни в пять, ни в десять, ни в пятнадцать лет. И уж тем более сейчас.
В ее голосе звучали усталость и грусть, а в движениях ощущался какой-то надлом. Чтобы хоть как-то ее ободрить, Кэллан положил руку ей на талию и осторожно прижал девушку к своей груди.
– Чего ты хочешь, Абби?
– Того же, чего и всегда. Быть нормальной, как все.
Кэллан подумал, что быть «как все» ей не удастся. Никогда раньше он не встречал такой удивительной женщины. Но теперь ей нельзя этого говорить.
– Ты вполне нормальная женщина, Абби.
Она вновь сложила руки на коленях и уставилась на них невидящим взглядом.
– Когда другие маленькие девочки играли в куклы, у меня были либо репетиции, либо выступления. Пока мне не исполнилось шестнадцать, мы разъезжали по стране так много, что мне приходилось хранить свои платья в чемодане.
За последние два года Кэллан тоже провел немало времени в разъездах, жил на чемоданах и понимал, как это несладко даже для взрослого. А каково ребенку? Теперь он начал догадываться, откуда взялась ее любовь к порядку и размеренной жизни. Она просто мечтала о том, чего была лишена в детстве, – о стабильности.
– А что было потом, когда тебе исполнилось шестнадцать?
– Мой отец сбежал из семьи с молоденькой очаровательной дублершей из спектакля «Король и я». С тех пор при слове «et cetera» я готова пнуть что-нибудь ногой.
– И правильно, – улыбнулся он. – Может быть, тогда тебе полегчает.
– Вряд ли, – вздохнула Абби. – Скорее, буду чувствовать себя хуже. – Она вытянула из верхнего ящичка стола позади дивана кусок ткани и стерла им красную помаду с губ. – После того как отец бросил нас, мы с матерью перебрались жить к тетушкам Эмеральд и Руби. Сам понимаешь, что жизнь вместе с ними далека от той, какую я называю нормальной. Но мы, по крайней мере, не мотались больше по стране. В школе всех приводили в восторг мои выступления в драматическом кружке.
– Всех, кроме тебя, – обронил он.
– Я была счастлива тем, что живу в одном доме, хожу в одну школу, – пожала она плечами. – Мне этого было достаточно.
– Ты заслуживаешь большего, Абби. Ты никогда не пробовала рассказать своей родне, каково тебе?
– Я хотела, но, после того как заболела мама, не могла. Для нее было так важно передать мне традиции семьи. Я была на втором курсе театрального колледжа, когда она умерла. – Она печально уставилась на кусок ткани с красным следом от губной помады, потом аккуратно сложила его и убрала в столик. – Она так гордилась мной. – Абби запустила обе руки в свои пышные волосы и пригладила их. – Была счастлива, когда я получила главную роль в мюзикле «Грис» с хорошими перспективами на будущее. Я не могла ее разочаровывать. Но после ее смерти я не видела больше смысла оставаться на сцене. Завершила свою актерскую карьеру, ушла в бизнес, получила работу в крупной бухгалтерской фирме. – Она с улыбкой посмотрела на Кэллана. – Видел бы ты лица моих тетушек, когда я сказала им об этом! Они, должно быть, подумали, будто я вступила в какую-то секту.
– Представляю, – улыбнулся в ответ ее собеседник.
– К несчастью, как только они поняли, что я не намерена возвращаться в шоу-бизнес, то сразу решили, будто мне необходим мужчина, который бы меня опекал. За год в нашем доме перебывали все мало-мальски подходящие холостяки в окрестности в тысячу миль. Потом тетушки подписались ради меня на программу «Великолепная пара» по кабельному телевидению. Тогда я решила, что с меня хватит, и сняла квартиру в Нью-Джерси. Когда они нагрянули и туда с мужчинами на привязи, я поняла, что мне нужно бежать куда-то, где они меня не достанут. В какое-нибудь тихое и спокойное местечко, подальше от театров и бурной ночной жизни.
– Такое, как Блумфилд?
Она кивнула.
– Я просматривала рекламные объявления в газете и наткнулась на твое. «Преуспевающая строительная фирма ищет секретаря в офис, дисциплинированную женщину с цепким умом и готовностью к большим объемам работы», – процитировала она по памяти.
Бог мой, она помнит рекламное объявление, которое он поместил в газете? А он-то думал, что Абби больше нечем его удивить!
– Тебе знакомо чувство, когда ты никому и ничему не принадлежишь? – тихо спросила она. – Работа в твоем офисе приучила меня думать, что я являюсь частью чего-то очень важного. Чего-то основательного и постоянного. Знаю, это звучит, наверное, глупо, но я искала именно такое. Последний год дал мне очень много, и я хочу поблагодарить тебя.
