Тут Ноэль удивленно вскинула брови, а он почувствовал, что внутри все снова загорелось, и, чтобы остудить пыл, подошел к окну, постоял немного спиной к Ноэль и вновь повернулся к ней.
— Как ваш опекун я обязан подобрать для вас достойного супруга, — продолжал он суровым тоном. — И я не желаю, чтобы, когда вы предстанете перед ним, ваша репутация оказалась бы запятнанной. Учтите это. Если вам так уж требуется соблюсти какие-то смехотворные традиции и получить двенадцать рождественских поцелуев, я настоятельно прошу вас ограничиться детьми наших гостей или же Хардвином. — Иными словами, целуйся только с теми, кто увидит в этом всего лишь игру и кому не начнут сниться такие сны, добавил он про себя.
— Но…
Резким взмахом руки Бенедик остановил ее возражения. Потом неловко откашлялся и проговорил:
— Я знаю, что тоже несу кое-какую ответственность за то… хм… что произошло. Однако, насколько я понимаю, поцелуи эти должны быть исключительно дружескими и целомудренными. Посему повторяю: вы не станете больше целоваться ни со мной, ни с любым другим мужчиной. Надеюсь, я выражаюсь понятно?
— Да, но я… я хочу целоваться только с вами, — с придыханием отозвалась Ноэль, отчего все тело его опять напряглось. — К тому же вы совершенно напрасно волнуетесь относительно моего будущего супруга и моей репутации, ибо я выйду замуж за вас.
— Нет! — взорвался Бенедик и, скрежетнув зубами, с яростью посмотрел на упрямицу. — И я требую немедленно оставить этот вздор об исполнении рождественских желаний!
Приказание рыцаря и его неприступный вид не только не испугали, но и не смутили Ноэль.
Мгновение она помолчала, твердо выдерживая его взгляд, а потом безмятежная улыбка расцвела на ее прелестном лице.
— Я вольна сама распоряжаться своими желаниями. Вы хозяин замка Лонгстоун, но не властны над волшебством, которое непременно свершается в Рождество.
— Опять волшебство! — воскликнул Бенедик, вскинув руки к потолку. Затем снова ругнулся и подошел к очагу. Некоторое время он смотрел на прыгающие языки пламени, и внезапно ему показалось, что среди них корчатся какие-то странные тени, похожие на призраки его прошлого. — Я уже старый, Ноэль, и я очень, очень устал, — наконец проговорил он тихим голосом. — Я не гожусь вам в мужья.
Бенедик не знал, как отреагирует Ноэль на его слова, но чего уж совсем не ожидал, так это услышать в ответ ее серебристый смех.
— Я бы не сочла вас дряхлым стариком, из которого песок сыплется, — сказала она. — Трудно представить, что в свои двадцать шесть лет вы стоите на краю могилы. По крайней мере вчера вы показались мне полным сил.
Странное сочетание невинности, смущения и откровенного обольщения в голосе Ноэль потрясло Бенедика. Он повернулся к ней.
— Я пока еще мужчина, — медленно, с осуждением проговорил Бенедик. — Не нужно было меня искушать, а вы именно этим и занимаетесь.
Очаровательное юное лицо Ноэль на секунду застыло, но отнюдь не удивление увидел на нем Бенедик. Нет! Зрачки ее расширились, на щеках вспыхнул румянец, а в потемневших глазах появилось… желание. Бенедик едва не застонал вслух. Рот его мгновенно пересох. Чтобы не выдать своих чувств, Бенедик опять отвернулся к очагу.
— Ноэль, — хрипло прошептал он, с трудом выдавливая слова, которые так долго проговаривал наедине с собой; сейчас же они не шли с языка, — вы молоды, полны сил, красивы и заслуживаете супруга, обладающего подобными же качествами.
— Если это вас так волнует, — очень серьезно сказала Ноэль, — я с радостью поделюсь с вами кое-какими из перечисленных достоинств. Другого супруга мне не нужно.
— Проклятье! Вы просто маленькая дурочка! Ноэль, вы понятия не имеете, кто я такой и чем занимался до сих пор. Я — незаконнорожденный и посему начинал свою жизнь с нуля. Мне нужно было зарабатывать деньги и славу. Совсем еще ребенком я научился биться на мечах гораздо лучше своих педагогов и с тех пор нанимался бойцом к тем, кому требовалась помощь беспощадного воина. С тех пор, как у меня появился свой замок, — помолчав, продолжал Бенедик, по-прежнему глядя на огонь, — я удвоил свои старания на поприще убийства. Я много убивал, Ноэль. Сейчас я часто вспоминаю лица этих мертвецов и задумываюсь — за что они погибли? За лишний акр земли? За чьи-то наследства? За извечную тягу к золоту? За мой замок?
Ноэль, не отрываясь, смотрела на него, понимая, что ответа он не ждет.
— Не знаю, как вы себе представляете жизнь рыцаря, — продолжал Бенедик глухим голосом, — но мне пришлось зарабатывать на этот замок и прилегающие угодья… убийством. Да, убийством, Ноэль! Теперь вы знаете, каков на самом деле ваш «идеальный» рыцарь.
Готовый к тому, что после такого признания девушка уйдет, и убеждая себя, что это к лучшему, Бенедик наконец повернулся к ней лицом — она стояла неподвижно, и в лице ее не было ни ужаса, ни отвращения. Она кивнула и с убеждением произнесла:
— Понимаю. Так было раньше, но теперь вам больше не придется этим заниматься.
Она дает мне отпущение грехов, мрачно подумал Бенедик, и не намерена покидать замок… Совсем не к тому стремился он, решившись рассказать ей правду о себе…
Бенедик смотрел на нее, размышляя, что ему предпринять, но, когда Ноэль сделала к нему шаг, его охватила паника. Ибо он понял: дотронься она до него, и всей его решимости придет конец. Устремив взор прямо перед собой, он быстро направился мимо нее к двери, но на пороге остановился и тем самым жестким тоном, каким отдавал приказы своим оруженосцам и какой с первого дня выбрал для общения с ней, произнес:
— Как ваш опекун, я повелеваю вам полностью повиноваться мне. — А потом, прежде чем выйти из опочивальни, окинул ее всю с головы до пят ледяным взглядом и добавил: — Больше никаких поцелуев, Ноэль. Никаких подарков. И никаких заветных желаний.
Он так сильно захлопнул за собой дверь, что Ноэль вздрогнула. Внезапно ей стало очень холодно. Может, распахнулись ставни? Нет, все в порядке, и поленья в очаге не прогорели… И тут она поняла: холодом повеяло от ее любимого рыцаря.
Последние слова Бенедика, его суровые приказы все еще звенели в воздухе, пропитанном свежим запахом зелени. Ноэль подняла голову и улыбнулась дрожащими губами: он не сорвал веточку омелы (падуба), которую она подвесила над дверью его опочивальни! Вот оно, рождественское волшебство! Веточка вдруг качнулась, словно приветствуя девушку, и та тоскливо вздохнула. В этом году волшебство должно быть особенно сильным, чтобы сломить упорное сопротивление Бенедика…
Ничего, еще не все потеряно, подумала Ноэль с присущим ей оптимизмом. Могло быть значительно хуже. Ведь он до сих пор не упрекнул ее ни в одном промахе, ни разу не сказал, что она ведет себя неуклюже, что пребывает в плохом настроении или что непочтительна с его гостями.
