— Согласен.
Похоже, они нашли верный тон, говоря о прошлом, подумала Присцилла, снова погружаясь в мрачное уныние.
— Моя мать устраивает сегодня вечером большой прием, — обронил он. — В списке приглашенных самые именитые люди страны. Семейство Арбэлоэс определенно будет там. В полном составе.
Присцилла решила, что лучше бы он помолчал о делах своей семейки.
— Я счел бы за честь, — продолжал Карлос, — если бы ты согласилась быть моей дамой на этом в высшей степени блистательном собрании.
От такого потрясения в голове Присциллы все смешалось. Не может быть! Или это сон, или Карлос сошел с ума! Хотя по его виду этого не скажешь.
— Почему?! — вырвалось у нее.
Ей было необходимо разобраться в двойственности чувств, которую вызвало у нее предложение.
Он странно улыбнулся.
— Ну, может, это мой первый правильный поступок после всего, что я совершил по отношению к тебе.
— Что это исправит? — воскликнула Присцилла.
— Два года назад я заставил тебя испытать унижение, которого ты не заслуживала, — тихо сказал Карлос. — Вышло это не намеренно, но вина все равно лежит на мне. Мне бы хотелось, по крайней мере, исправить свою ошибку. Я был бы счастлив представить тебя моей матери и всем гостям.
Смущенная Присцилла ушла от прямого ответа:
— Слишком поздно, Карлос.
— Нет, никогда не поздно отдать дань уважения. Залечить раны, нанесенные гордости и чувству собственного достоинства. И сегодня я это сделаю, если ты только позволишь мне.
— Это не имеет значения. Какое мне дело до людей, которых я видела один-единственный раз в жизни!
Лицо Карлоса словно окаменело.
— Разве не имеет значения то, что они лгали тебе? Разве не они заставили тебя поверить, чтобы ты не нужна мне? Ты сможешь простить и забыть это, Присцилла? Или это навсегда останется раной в твоем сердце?
— Все в прошлом, Карлос.
— Нет. — В глазах его горела страстная вера. — Прошлое никогда не уходит, оно живет в нас. Всегда. Мне это нужно. Пожалуйста, я умоляю тебя, позволь мне воздать тебе по справедливости.
Она отвела от него взгляд и потупилась. Властная настойчивость Карлоса тяготила ее. Он снова хочет вовлечь ее в свою жизнь. Но зачем? Справедливость — это остывший ужин. Она не вернет ей того, что у нее отняли.
Тем не менее, была какая-то странная притягательность в том, чтобы появиться с гордым видом рука об руку с Карлосом на грандиозном приеме, который устраивала его мать, и утереть нос снобам из рода Арбэлоэс. Да, она получила бы удовлетворение, сведя на нет их жалкий триумф.
С другой стороны, это означало бы постоянное общение с Карлосом и боль упущенных возможностей. Его прикосновения, оживляющие воспоминания… Играть чужую роль и делать вид, что между ними все прекрасно, хоть это далеко не так. Нет, она не может на это пойти. Да, кстати, как он собирается попасть на прием?
— Карлос, а ты не забыл, что мы сейчас в центре Колумбии? И если повезет, то только к вечеру прибудем в Медельин.
— Там нас будет ждать реактивный самолет компании, чтобы доставить в Каракас.
Присцилла в изумлении воззрилась на него.
— Ты уже все организовал?
— Я делал это для себя, но надеюсь, что ты полетишь со мной.
Так вот что значили его телефонные звонки, — подумала Присцилла. — Интересно, когда же у него возникла эта идея? До первой остановки или пока он вел автобус?
— Присцилла, я должен это сделать для тебя, — сказал он мягко, — так же, как ты должна это сделать для меня.
Она долго смотрела ему прямо в глаза, потом вдруг спросила:
— Как ты себе это представляешь?
— Понимаешь, ты позволила им представить меня в ложном свете. Если оставить их поступок безнаказанным, они могут пойти на то, чтобы очернить меня в глазах других людей, если им это для чего-то понадобится. Их необходимо остановить. Самый эффективный способ, если ты станешь моим свидетелем на приеме, где об этом услышат люди, с мнением которых они считаются. Вместе мы сможем испортить им игру и разоблачить их.
От подобной безжалостности Присцилла содрогнулась.
— Так же, как ты поступил со мной прошлой ночью, Карлос?
— Нет, то была месть мужчины, любовью которого пренебрегли. Ни о какой справедливости речи не было. Прошлую ночь я всегда буду вспоминать как самый отвратительный поступок в моей жизни. Но не стыдно искать справедливости. Стыдно не искать ее, Присцилла.
По-своему он был прав. Нельзя допустить, чтобы Элда Регина де Мелло и Марсия Арбэлоэс остались безнаказанными за то, что совершили. Справедливость… Она ставит надежную преграду преступлению. А тогда было совершено преступление — преднамеренное убийство любви.
Чего мне стоит, — уговаривала она себя. — Еще одна ночь. Ради него. Ради себя. Но в каком виде она туда явится?
— У меня нет ничего подходящего из одежды, Карлос. Все будут смотреть на меня свысока и решат, что ты сошел с ума, раз решил ввести меня в их общество!
— Я предоставлю тебе подходящие наряды. Мне на квартиру должны будут доставить большой выбор платьев с соответствующими аксессуарами. — На лице его сверкнула лукавая улыбка, от которой сердце Присциллы дрогнуло. — Поверь, ты явишься на прием во всем великолепии.
Богатство, напомнила себе Присцилла, один из разделяющих их барьеров, который не должно упускать из виду. Непомерное богатство. Карлос, вероятно, может заказать что угодно, и все появится, стоит ему только щелкнуть пальцами. Или позвонить по телефону. Хотя есть вещи, которые никто не может купить. Например, любовь, доверие, счастье.
— По-твоему, это стоит сделать, Карлос? — спросила она. — Даже если удастся приехать в Медельин к семи часам, нам еще лететь до Каракаса. Прибавь разницу во времени, плюс время на переодевание. Сомневаюсь, чтобы мы попали на прием до полуночи.
— Да, стоит, — твердо заявил он. — К тому же, полагаю, полночь — самое подходящее время. К двенадцати часам все будут в сборе, и никто не уйдет. Считается невежливым покидать столь элитное собрание раньше трех утра. — Карлос недобро усмехнулся. — А тут как раз мы и появимся. Ты и я!
Он явно получал удовольствие от своей идеи. И вдруг Присцилла тоже заразилась его энтузиазмом.
— Намереваешься превратить Золушку в принцессу с двенадцатым ударом часов? — чуть насмешливо спросила она.
— Ты никогда не была Золушкой, — возразил он, и Присцилла увидела в его глазах неподдельный гнев. — Не смей говорить о себе в уничижительном тоне. Ты… — Он сжал губы, оборвав себя, и покачал головой. — Нельзя ненавидеть собственную мать. Но я ненавижу многое из того, что она сделала.